— Её не существует, — сказал он так, словно был под впечатлением, и ухмыльнулся, как идиот.

— Не хочешь поделиться, что тут такого чертовски смешного? — Я уверен, что у меня из ушей идет дым.

— Это она пыталась тебя убить, да?

Я ещё не говорил этого вслух, но Тревор, казалось, всегда, блядь, всё знал. Мне вообще не стоило рассказывать ему о том, что случилось в Мексике. Судя по моему лицу, я готов был размозжить ему череп, если он продолжит смеяться.

— Это может быть плохо. — Он посерьезнел, но улыбка всё ещё не сходила с его лица. — Она уже какое-то время здесь...

— Я тоже так думал, но дело не в этом. Она меня не помнит. — Последние слова отдавались кислотой во рту. Я вспомнил всё, что мог, о ней с той ночи – её запах, рост, голос, глаза. Я два гребаных года был одержим ею, а ей было совершенно на меня наплевать. Я был для неё просто очередной мишенью – ничем особенным.

Тревор на мгновение взглянул мне в лицо, а потом откинул голову назад от смеха.

Я непонимающе уставился на него.

— Она думает, что ты мертв?

Я сжал челюсть. — Да.

Громкий смех снова наполнил комнату. Этот чёртов ублюдок.

— Копай глубже. Должно же быть что-то.

Он снова странно на меня посмотрел. Я из тех, кто стреляет первым и никогда не задаёт вопросов. С моей стороны это было, мягко говоря, странным поведением.

Тревор меня побаловал. Через пять минут он нахмурился, прежде чем повернуть ноутбук ко мне. — Похоже, ты прав. Всегда есть что-то...

Никаких больничных счетов. Никаких обвинений в полиции. Никаких интернет-следов. Никаких лицензий…

Когда я наконец увидел его, мое лицо исказилось от недоумения. Размытые, черно-белые слова из фотокопий официальных правительственных документов казались мне бессмысленными.

Мертва.

Я наклонился ближе к экрану, просматривая информацию. Мне нужна была конкретная дата.

Шестнадцатилетняя девочка. Пять лет назад.

Я начинал терять терпение. Мне нужно узнать, кто она на самом деле и какого хрена она делает в Нью-Йорке. Она здесь ради меня?

Я все еще пялился на экран ноутбука, когда Тревор закрыл его. Одним быстрым движением он схватил его и направился к выходу. Я в отчаянии всплеснул руками и пошел за ним.

— Она притворяется. Я знаю.

Она должна меня помнить. Как же иначе?

Тревор вошёл в личный лифт моего пентхауса. — Не думаю, что она хочет иметь с тобой дело, брат.

Я остался в прихожей, скрестив руки на груди. — О, поверь, она помнит. — В моих словах звучал намек. Если она действительно не могла меня вспомнить, то мне просто нужно было освежить её память. Любыми доступными методами.

— Прошу прощения, но у меня есть дела поважнее, чем обсуждать твое следующее завоевание, — протянул он, нажимая кнопку выхода в вестибюль.

— А что, если она снова попытается меня убить?

Он пожал плечами, когда двери лифта закрылись. — Тогда тебе лучше ее не пускать.

Я вошёл в Rento с четким планом в голове: загнать Марию в угол. Всё это вылетело в трубу, когда я наткнулся на неё.

Она работала за барной стойкой, возясь за ней. Она стояла спиной к залу, и я убеждал себя, что просто анализирую свою соперницу, скользя взглядом по её фигуре. На ней была та же чёрная униформа, что и на всех остальных сотрудниках, хотя одежда, казалось, сидела на ней лучше, облегая её в самых нужных местах. Волосы были собраны в пучок, прямой, как булавка, хвост почти касался поясницы, и я невольно задумался, сколько раз я смогу обмотать его вокруг кулака.

Я пришёл в Renato с планом. Через пятнадцать минут какой-то парень уже сидел в багажнике одного из внедорожников Картеля.

Он приставал к ней в баре, заставляя вытирать напиток, который он намеренно пролил на пол, и я успел вовремя, чтобы удержать Марию от удара ногой стулом. Она тоже подняла руку, чтобы остановить стул, но вместо этого вцепилась мне в предплечье. Я всё ещё чувствовал, как её пальцы впиваются в меня сквозь ткань костюма, словно клыки чёрного ягуара. По моим венам разлился электрический ток, от которого сердце замерло, а когда она подняла на меня взгляд… оно остановилось совсем.

Я казался притворно равнодушным. Мой взгляд был таким глубоким и пристальным, что превратился в чёрную сажу, скрывающую внутренний огонь.

Ярость в ее глазах окрасилась в темно-красный цвет, сливаясь с карими краями ее зеленых, как лес, радужных оболочек.

И тут же просочилось в мои вены. Что бы я ни сказал или ни сделал, я был настроен решительно; решение было принято, и судьба этого человека была предрешена.

Не успев опомниться, я протянул руку, но она меня проигнорировала. Я опустил взгляд, следя за покачиванием её бёдер, прежде чем снова исчезнуть за барной стойкой. Я всё ещё мысленно видел её шаги.