— Давай, попробуй. Меньше чем через тридцать секунд ты будешь молить о пощаде.

— Ты, ублюдок…

Марию прервал прохожий, который протискивался мимо и швырнул её мне прямо в грудь. Мои руки инстинктивно потянулись к ней, когда я оглянулся через плечо на нового человека, которого теперь хотел ударить ножом. И я бы сделал это, если бы это не была женщина средних лет, сражающаяся с какими-то пакетами.

Только повернувшись к Марии, я понял, как близко нас прижало друг к другу. Её руки поднялись к моему животу, под узкую дырочку под пуговицей пиджака. Единственное на миллион место, чтобы дотянуться до моего торса, прикрытого одной лишь рубашкой, – и она его нашла. Её ладони обжигали тонкую ткань, оставляя на животе следы воспоминаний о её прикосновениях. Жар разливался по моему животу, прежде чем спуститься ещё ниже, к паху.

Мой взгляд переместился с её рук на нее, потом на её глаза, но она уже смотрела на меня, ожидая реакции. Мои руки всё ещё сжимали её плечи, отгораживая нас от шума городских улиц.

Сверкающий свет подчеркнул едва заметный шрам над её левым глазом. Я вдруг решил, что он мне нравится. Потому что он был похож на мой.

Она не отрывала от меня взгляда, и мне было интересно, что она в них нашла.

Обычно я смотрел на Марию более сурово, но, даже если бы попытался, я не смог бы изменить свой взгляд. Я чувствовал лишь, как пламя пылало в моём взгляде, когда я смотрел на неё.

Ее губы приоткрылись, и мне стало интересно, какова она на вкус. Её грудь медленно раскрылась, когда она глубоко вздохнула; неужели она тоже задыхалась?

Я наклонился, и ее взгляд опустился на мои губы, и ухмылка исказила их. — Умоляю.

Она снова посмотрела на меня, вспомнив мою недавнюю угрозу. — Иди на хер, — выругалась она, пытаясь вырваться из моих объятий и закатывая глаза. Если бы она только знала, как я могу заставить её так закатывать глаза.

Одна моя рука поднялась выше, к её затылку, когда я притянул её к себе; её руки были единственным препятствием между нами. — Ты бы хотела?

Вот тогда она улыбнулась, хотя голос её звучал слегка сдавленно. — Я бы лучше выколола себе глаза, сжевала их, а потом выстрелила себе в голову.

Лгунья.

Ухмылка тронула уголки моих губ, когда моя хватка ослабла.

Моё лицо напряглось, и что-то ещё изменилось, когда она отступила назад и убрала руки с моего живота, случайно задев мою выпуклость. Должно быть, она тоже это заметила, потому что её щёки залились лёгким румянцем, хотя никто из нас этого не заметил.

Откашлявшись, я шагнул к дороге и поднял руку, чтобы остановить такси. Когда оно остановилось, я открыл заднюю дверь, и Мария вошла, не сказав ни слова и не взглянув в мою сторону. Я закрыл дверь и постучал в пассажирское окно. Когда мужчина опустил стекло, я протянул ему пару сотен купюр из кошелька. Проезд стоил не больше 30 долларов.

— Доставьте её домой в целости и сохранности, — добавил я, дав ему адрес. Если бы она только знала, сколько мне известно.

Мы обменялись понимающими взглядами, прежде чем он кивнул и взял деньги. — Да, сэр. — Он, вероятно, никогда раньше меня не видел и не слышал, но, если бы он не выполнил приказ, пришлось бы заплатить очевидную цену.

Я отступил на тротуар и смотрел, как такси отъезжает. Время уже приближалось к полуночи, поэтому движение на дорогах стихло.

Моя одежда стала тяжелее.

Моя кожа была горячей.

Мне нужно было переспать.

Зак

Настоящее

Я глубоко вздохнул, выпрямляясь, пока ледяная вода стекала по моему обнаженному торсу. Я моргнул, сквозь стекающую с волос воду, и увидел, что постель теперь мокрая.

— Что за херня?! — закричал я, сбрасывая с себя черные шелковые простыни и вылезая из кровати в одних трусах-боксерах.

Мой брат, уже переодетый в костюм, с другой стороны ткнул в меня пальцем. — Вот тебе и наказание за то, что ты вытворил вчера вечером.

Я смотрел на него, как на сумасшедшего. Ему было тридцать четыре – на десять лет старше меня – и он всё ещё вёл себя как взрослый ребёнок.

— Ты, черт возьми, серьезно?

— Не стоило давать мне такие большие поручения в последнюю минуту, — пожал он плечами, выходя из моей спальни с большой кастрюлей в руке. — Я же в отпуске, помнишь?

Он был в отпуске. Последние четыре года.

Маттео стал главой Мексиканского картеля в шестнадцать лет после того, как наш отец погиб в войне с колумбийцами, борющимися с наркотиками. Я тогда только пошел в первый класс, поэтому брат отправил меня в Нью-Йорк, подальше от Южной Америки.

Он управлял Картелем четырнадцать лет, сумев выжить, избежав всех глупых ошибок, совершённых им до него; он оставался безликим, внушал уважение и преданность своей армии и наводил страх на врагов, убивая любого, кто хотя бы отдаленно напоминал cucaracha. Крысы и стукачи карались смертью.