На ней было красное платье. Длинное, но такое облегающее, что всем стало понятно, что на ней нет нижнего белья. И ведь ни за что не скажешь, что красотке уже под сотню лет!

— Богдан Филиппович, какая честь для нас! — это дед.

Он вскочил с места и торопливо двинулся навстречу мужчине. К нему присоединились ещё несколько мужчин.

— Как же так, Григорий Афанасьевич? У вас аукцион, а я только об этом узнал! — пожурил пальцем бравый мужчина.

— Ну так мне сказали, что вы в отъезде. В Петербурге по государевым делам, — извиняющимся тоном произнес старик Филатов.

— Да, расслабься ты! Я же пошутил. Иди обнимемся, старый чертяка, — добродушно произнёс он, расплылся в улыбке, обнажив крупные белоснежные зубы. Затем с поцелуем отцепил от себя баронессу и сграбастал в охапку старика.

Тот поохал для приличия, но потом сам обнял.

— Богдаша, я тебя раньше мог полностью обхватить, а теперь руки не сходятся, — сделал замечание дед, когда они отцепились друг от друга.

— А как иначе? Кабинетная жизнь она такая, — рассмеялся он.

Вслед за дедом поздороваться подошли Дима и трое мужчин из тех, что были приглашены на аукцион. Рядом со мной встала сияющая баронесса.

— Так вот для кого нужен был афродизиак? — вполголоса спросил я и усмехнулся.

— Ах, Саша, это такой мужчина… такой мужчина, — она мечтательно подняла взгляд кверху.

— И кто же он?

Она удивленно воззрилась на меня, и я понял, что нужно порыться в памяти Шурика. Уж раз дед с Димой его хорошо знают, то и мне полагается. После нескольких секунд усиленных поисков я выудил информацию о нём.

Это был боевой генерал Богдан Филиппович Винокуров. Дед с давних пор дружил с ним, но после известных событий их пути разошлись.

Когда мужчины поприветствовали друг друга, дед указал Винокурову на меня

— Сашку помнишь? Ты только глянь, как он вымахал.

Генерал повернулся ко мне, придирчиво осмотрел с головы до ног и двинулся, распахнув объятия.

— Ну идём, Сашка, обниму как раньше, — от его медвежьих объятий у меня перехватило дыхание. — Даже не верится, что из того худенького скромного мальчика, который от книг не отрывался, вырастет такой богатырь.

Он отпустил меня, ещё раз оглядел с явным удовольствием и повернулся к деду.

— Я только час назад вернулся из поездки. Захожу домой, а там на комоде твоё приглашение на аукцион. Я даже ужинать не стал, а схватил свою любимую и сразу сюда.

При слове «любимая», баронесса чуть ли не растеклась и с ещё большим обожанием посмотрела на него.

— Хорошо, что успел. Я знаю, как ты любишь такие безделушки, — дед указал на пьедестал, на котором стояла лошадь.

Генерал взял Завьялову под руку и подошел к статуэтке. Дед вкратце рассказал ему о том, как фигурка появилась у нас, и как эксперты перед аукционом проверили и признали её работой древних мастеров.

— Какая последняя цифра? — уточнил генерал у мужчины, ведущего аукцион.

— Сто семьдесят тысяч.

— Даю триста, — кивнул Винокуров.

В зале зашептались, а у деда так округлились глаза, что он походил на седого филина.

— Отлично! Вы не пожалеете, это очень дорогая вещь. Притом выполнена так искусно, чего современные скульпторы не могут добиться. Итак, аукцион продолжается! Триста тысяч — раз! Триста тысяч — два!

Ведущий обвёл взглядом присутствующих, но больше никто не предложил цену больше чем генерал.

— Триста тысяч — три! Продано!

Пока ведущий и Винокуров о чём-то договаривались, я посмотрел на деда и невольно напрягся. Он выглядел так, будто у него сердечный приступ: замер, руку к груди приложил и побледнел.

— Дед, ты чего? — спросил я, когда подошёл к нему.

— Триста тысяч, — проговорил он, едва сдерживая слёзы. — Триста… Мы сможет запустить лабораторию и открыть несколько аптек.

— А, ну да. Можем, — кивнул я, прикинув в уме.

— Шурик, мне иногда кажется, что я сплю, — шепотом признался он. — Что всё, что сейчас происходит — просто счастливый сон. А потом я проснусь и снова окажусь в Торжке, в старом доме с протекающей крышей, с лавкой, которая приносит гроши, и вечно бледной Лидой, продающей свою ману, чтобы выучить дочь. А Дима… Димы с нами не будет, — он опустил уголки губ. Казалось, он вот-вот заплачет.

— Успокойся, дед, — я положил руку ему на плечо. — Это не сон. Просто закончилась черная полоса и наступила белая. Получай удовольствие.

— Ты прав! — он принял вновь суровый вид и, пожав мою руку, пошёл к гостям, который теперь пригласили в соседний зал, где были накрыты столы.

— Сынок, как съездил? — спросил Лида.

Она была сегодня очень хороша в бархатном черном платье и со сложной прической на голове. Правда, на ней почти не было украшений, если не считать обручальное кольцо. Этим она сильно выделялась на фоне других разряженных дам. Я даже поймал сочувствующий взгляд одной женщины, которая, покачивая головой, рассматривала её туфли со стёртыми носами.