Я лишь поклонился. Покидая Зимний дворец, я вдруг почувствовал, что пройден важнейший этап всей моей жизни. Причем, не только той ее части, которую я провел в XIX веке. И ощущение это завершенности, было хоть и хрупким, но, черт побери, приятным.

Вернувшись в свой кабинет в здании Особого комитета, я с удовольствием поставил подпись в многостраничном документе. Это был проект «Договора о пересмотре условий торговли и мореплавания в Балтийском и Черном морях, а также о признании зон российских экономических интересов». Текст был сухим, юридически безупречным, но за каждым пунктом стояли недели напряженной работы, начавшихся сразу после демонстрации на полигоне ИИПНТ и окончательно завершенной сейчас, в конце весны.

Договор был весьма выгоден России, ибо означал отказ от признания унизительных статей, предлагаемых державами антирусской коалиции, в рамках так называемого «Парижского трактата о нейтрализации Черного моря».

Россия окончательно закрепляла свое право иметь на всей акватории этого водоема Военно-морской флот и базы, значительные таможенные льготы для русских товаров на ключевых рынках двух империй, признание преобладающего влияния России на Балканах — фактически, зеленая улица для поддержки славянских восстаний против Османской империи, уступки в Средней Азии, укреплявшие русские позиции на Востоке, секретные протоколы о делимитации сфер интересов на Тихом океане.

Понятно, что это пока проект, но Британия и Франция никуда не денутся, подпишут. Добровольно? Как бы не так. Наполеону III сейчас не до бодания с Россией. Ему бы не потерять корону, а заодно и голову, после резни, которую его солдаты устроили в Марселе. Этот город до последнего отбивали моряки русской эскадры, вместе с алжирскими пиратами.

И вынуждены были оставить город «под давлением мировой общественности», увозя раненых и семьи марсельцев, оказавших сопротивление правительственным войскам. Луи Бонапарту пришлось оправдываться перед французским народом, объясняя зверства солдатни «необходимостью освободить Марсель от русской оккупации».

Объяснения не помогли, в империи галлов назревала очередная революция. Французский поэт Теофиль Готье перевел стихотворение Константина Симонова, которое я вынужден был присвоить. Только он заменил в нем слово «француз» на слово «солдат».

Если ты солдату с ружьем

Не желаешь навек отдать

Дом, где жил ты, жену и мать,

Все, что родиной мы зовем, —

Знай: никто ее не спасет,

Если ты ее не спасешь;

Знай: никто его не убьет,

Если ты его не убьешь.

И пока его не убил,

Помолчи о своей любви,

Край, где рос ты, и дом, где жил,

Своей родиной не зови.

Пусть солдата убил твой брат,

Пусть солдата убил сосед, —

Это брат и сосед твой мстят,

А тебе оправданья нет.

В Британии дела не лучше. Мало того, что гордые сыны Туманного Альбиона вынуждены были бросить свои корабли в устье Дуная, убегая из Крыма. Мало того, что они получили болезненный отлуп под Питером, на Балканах и Пиренеях. Мало того, что Джованни Корси запутал их в политико-дипломатических играх с «банкирскими домами» Италии.

Так теперь моя информационно-психологическая операция, под названием «Золото Маккензи», и вовсе поставила их на колени финансовым крахом на бирже, который я «заполировал» технологическим шоком, пережитым Паллизером с присными во время демонстрационных испытаний на Балтике.

Теперь все они приедут в Санкт-Петербург на международную конференцию, как миленькие. Приедут, чтобы поклонится нашему императору, признать свое поражение и положение Российской империи как подлинной сверхдержавы.

Разумеется, к конференции этой следовало подготовиться. Имперская столица должна ослепить иностранцев не только роскошью своих дворцов и пышностью царских церемоний, но прежде всего — технологическим превосходством.

Электрическое освещение на Невском и Дворцовой площади, новехонькие трехэтажные архимагазы с эскалаторами. Показ коллекций одежды и аксессуаров фирмы «Две Лизы», которые навсегда закрепят за Питером славу мировой столицы мод.

Катание на электрокатерах по каналам и рекам. Открытие Эфирной башни Ефимова — первого в мире радиотранслятора — через которую из Финляндии примут даже не сообщение, а… целую арию из оперы «Русские на Луне», написанную Чайковским по повести князя Одоевского. Причем, арию исполнит певица, находящаяся в Гельсингфорсе.

И это далеко не все сюрпризы, которые я задумал.

Лондон встретил «Молнию» не туманом, а промозглым, мелким дождем, превращающим копоть и грязь города в липкую, серо-черную пасту. Вест-Энд сиял огнями клубов и театров, но «Молния» свернул к Уайтхоллу, где мрачные громады правительственных зданий в стиле неоклассицизма должны были подавлять своим величием.

Его цель была здесь. Адмиралтейство. Сердце морской мощи Британии. Не само здание — слишком охраняемое, но то, что рядом. Флигель. Там, по данным источника, располагался секретариат сэра Чарльза Уитмора, одного из самых ярых «ястребов» в правительстве, главного лоббиста против российских интересов, куратора операций вроде той, в которой был задействован броненосец «Ворон».