Шрифт:
Зэйн немного помолчал.
– Ты не веришь в то, что я изучаю.
– Если мои стены продолжат мурлыкать, я довольно быстро изменю свое мнение, – проворчала она. А теперь о главном. Как мне избавиться от кошки?
– Мне жаль это говорить, но я не думаю, что у тебя получится. Не так просто, по крайней мере, – добавил он. – Мне необходимо провести небольшое исследование, прежде чем я смогу дать какие-то определенные ответы.
– Оставь исследование на завтра, – сказала она, прячась к нему под бок. – Если ты уйдешь, то я... Я... – Сойду с ума, доем остатки пирога, расплачусь, закричу, а может и все сразу.
– Я пока никуда не ухожу, – заверил он.
Руби глубоко вдохнула и выдохнула. На экране телевизора танцевали мужчины в черно-белых костюмах и цилиндрах. Женщина в струящемся белом платье пронеслась через экран. Довольно странная сцена, чтобы под нее засыпать, но Руби так и сделала, провалившись в сон.
Ольвэн прекратила бороться. Она устала, была напугана, и теперь знала, что возможности сбежать нет. Ее любимый муж Арлин привязал ее к ее собственной кровати, когда она рассказала ему о своих снах. Сначала она боялась, что он принял ее за ведьму, но теперь она знала, что это не так. Он просто не хотел, чтобы она кому-нибудь рассказала об этих тревожных снах.
Она находилась здесь уже два дня. Арлин следил, чтобы она питалась, даже дал ей помыться и одел ее в ее лучшую льняную сорочку. Человек, которого она любила, отец ее ребенка, удостоверился, что она не сможет убежать, но заботился о ней. А потом он сказал, что время пришло, звезды и луна выстроились в линию, и он предложил ее душу демону, которому поклонялся.
Темная кошка стояла на ее груди и поднесла свою морду близко к ее носу. Она мурлыкала, глубоко и грохочуще, так, что казалось, весь мир дрожит. Когда она увидела кошку, поднимающуюся от красивой каменной статуэтки, которую муж дал ей, то ничего не сделала. Червоточина там, где ничего не должно было быть, тьма там, где должен быть свет, но теперь оно было материальной тяжестью на ее груди. Это было реально. Она могла видеть мех на ее коже и горящие красным дьявольские глаза. Используя силу своего разума, кошка вынудила ее рот открыться, и начала вдыхать, крадя ее дыхание, высасывая жизнь и душу из ее тела. Она могла видеть, как ускользает ее жизнь, белыми и голубыми потоками перетекая из ее рта в кошачий, пока в ней не осталось ничего, но теперь оно жило во тьме.
Ольвэн, обманутая мать и жена, видела мужа-предателя глазами демона, который убил ее. Она не хотела пристально вглядываться в собственное безжизненное тело. В смерти она выглядела настолько испуганной, так ужасно опустошенной.
Арлин пал на колени и восхвалял демона, который забрал душу его жены. У большой кошки, которая когда-то была всего лишь убежищем тьмы, теперь было бьющееся сердце и сильная жажда человеческой плоти. Демон не может ждать долго, она знала, ведь теперь она находилась внутри него и разделяла его мысли. Часть этой ночи предназначена, чтобы утолить голод почти трех столетий.
Проклятие, которое держало демона в каменной ловушке почти двести девяносто лет без нескольких часов, было весьма хрупким. Пробуждаясь, демон забирал души, а когда девятая душа будет принадлежать ему, он вновь оживет. Он будет полон сил, и заставит мир платить.
Арлин искал любовь и восхищение в его глазах. Ольвэн когда-то думала, что он хранит эти эмоции для нее, но очевидно его любовь к демону была сильнее, чем любовь к жене.
– Мне обещали очень большую жертву.
Арлин раскрыл ему свои широкие объятия.
– Я – Ваш покорный слуга, IL Gatto Nero.
Огромная черная лапа сильно ударила, перерезая горло предателя. Кошачий вопль заполнил небольшую хижину, и ребенок начал кричать. Демон, который взял душу Ольвэн, не мог взять другую, уже возродившись, но пока он жил, он жаждал плоти, и начал со своего невероятно покорного слуги...
– Только не мой ребенок! – закричала Ольвэн.
Ужасную сцену накрыла темнота, и мягкий голос, голос женщины, которая была принесена в жертву, зашептал Руби на ухо:
– Когда его сердце бьется, его можно достать. Не стоит колебаться, или он возьмет вашу душу.
«Никому не доверяйте».
Руби проснулась с криком и почти бросилась к человеку, который делил с ней тахту. Зэйн тоже спал, и, проснувшись, инстинктивно обнял ее.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Совсем нет, – призналась она.
– Еще один сон?
Она кивнула, прижав лицо к груди Зэйна и закрыв глаза. По телевизору перед ними показывали уже другое кино, более унылое, чем то музыкальное, под которое она уснула. Не было никакого пения, никаких танцев. Ангст, судя по выражениям лиц в телевизоре.
Если бы она верила в проклятия и оживающие статуэтки, телепатию и прочую ерунду, то была бы в состоянии заставить себя поверить, что сны – своего рода предупреждение. Что-то, убившее женщин, которые являлись ей во сне, придет за ней.
Руби выбросила эту мысль из головы – это не имело никакого смысла. Не больше, чем кусок нефрита, который, кажется, перемещается самостоятельно и заставляет стены ее некогда мирного дома мурлыкать как довольная пантера. Не больше, чем порыв потерять все в простом и радостном сексуальном безумии с мужчиной, который готов спать на ее кушетке, чтобы она не оставалась одна. Руби испытала желание поднять голову и поцеловать Зэйна Бенедикта и посмотреть, насколько поцелуй захватит их. Ее давно так не влекло к мужчине, и было бы хорошо, очень хорошо, насладиться чем-то реальным, основательным и практичным, таким как секс. Он мог заставить ее забыться, Руби знала, что мог, а прямо сейчас ей этого очень хотелось.