4.В этой суматошной школе учится Джей Ар Вансант — он растет без отца и редко видит мать-медсестру. Лучший друг Джей Ара, безымянный сын майора Хайда, разделяет его интерес — сочинять мусорную рекламу и фальшивые предложения по трудоустройству. «Вот так видишь как они вместе получают почту и вдруг понимаешь в чем суть военно-промышленного комплекса», — отмечает Гиббс, заметив их в почтовом отделении. Интерес Джей Ара к сомнительным бизнес-возможностям сочетается с бездумным патриотизмом сына Хайда («воинственная миниатюра» его недалекого отца). Рискнув, Джей Ар начинает карьеру, которая пародирует парадигму Хорейшо Элджера и показывает, словами Ричарда Буллита, «что „рынок“, излюбленный экономическими теоретиками, можно убедительно представить в аллегории с этически невинным и не особо одаренным шестиклассником». Финансируя на деньги, случайно заработанные на небольшом венчурном предприятии, предприятие побольше и взяв под него кредит на предприятие еще больше, Джей Ар быстро становится отцом «Семейства Компаний Джей Ар». Он запускает грязные ручонки почти во все сферы американской экономики — в том числе компании семей Бастов и Монкриффов. (Удобные списки приобретений Джей Ара можно найти на страницах 431, 529-30 и 656.) В конце романа его бумажная империя рушится как карточный домик, но сам он остается невредимым и полным новых идей.

5.Изо всех сил стараясь держаться подальше от деловых сделок и семейных споров, пятеро творческих людей отчаянно пытаются сохранить ясность ума и творить для безразличного общества. Джек Гиббс ищет силы дописать брошенную шестнадцать лет назад книгу под названием «Агония агапе» — по его словам, это «книга о порядке и беспорядке больше как, как бы социальная история механизации и искусства, разрушительного элемента» (244; см. В главе 8 ее связь с последним романом Гэддиса). Его друг Томас Эйген, который, как Гэддис, однажды написал амбициозный роман, отвергнутый критиками, пытается закончить пьесу о Гражданской войне, отвлекаясь на нервную работу по связям с общественностью в «Тифоне» и свой разваливающийся брак. От Гиббса и Эйгена читатель узнает о трудностях писателя Шрамма, который не может написать о пережитом травматическом опыте во время Второй мировой войны,и о художнике Шеппермане, чьи работы, к его бесконечному разочарованию, спрятаны в загородном доме Зоны Селк для «оценки» стоимости. Поколением моложе, но с теми же проблемами, — Эдвард Баст, недавно закончивший консерваторию и неохотно согласившийся стать «деловым представителем» (как гласит его визитка) Джей Ара, чтобы найти время и деньги и завершить оперную сюиту по мотивам «Замка Локсли» Теннисона. Сюиту о безответной любви к двоюродной сестре Стелле. Позже сюита превращается в кантату, а после нервного срыва Эдвард бросает и ее, чтобы написать мелками простую пьесу для виолончели без аккомпанемента.

Несмотря на отсутствие формальных разделений, роман состоит из трех частей, и в каждой из них темп и сложность пятигранного сюжета увеличиваются. «Джей Ар» начинается с описания общества, где все и всё на грани: фондовый рынок волнуется; семейный конфликт Бастов возобновился со смертью Томаса; Эдвард Баст, Джек Гиббс и Томас Эйген мучаются от давления руководства; браки разваливаются; Эми боится, что ее муж похитит их сына, а ее отец Монти беспокоится, что пресса пронюхает о конфликте интересов, ставящем под угрозу его новую работу в правительстве; в школе Джей Ара бушуют страсти из-за скорой забастовки учителей и возможной потере финансовой поддержки от фондов. Эти и многие другие разногласия закипают к концу первой трети романа во время долгой пятницы на страницах 234–286: Шрамм кончает с собой, Марион Эйген говорит Гиббсу, что уходит от Томаса, Шепперман пытается помешать Зоне Селк убрать его картину из вестибюля «Тифон», Джей Ар и его компания выигрывают в суде у «Даймонд Кейбл» из-за нарушения Монкриффами устава компании (урегулирование во внесудебном порядке с возмещением убытков в сумме, стократно превышающей активы компании), на Баста сваливается должность исполнительного директора в компании Джей Ара, заказ написать два часа «музыки зебр» для фильма о дикой природе, а в маленькой квартирке, которую Эйген и Гиббс снимают под нужды склада, появляется бескультурная соседка-подросток по имени Рода.

Где-то на 500 странице роман выходит на второе плато: у Гиббса затишье перед бурей — ему улыбается удача, он выигрывает круглую сумму на скачках и наслаждается коротким романом с Эми, а у Джей Ара дела идут так хорошо, что он переезжает в престижный отель «Уолдорф» в Манхэттене, пока бывший работник по связям с общественностью «Тифона» Дэйв Давидов «гасит пожары конфликтов» для начальника, которого он даже не видел. Но Эйген теряет и работу, и семью, у Эми сбываются худшие страхи, когда муж Люсьен насильно увозит Фрэнсис в Женеву, а Норман Энджел, теряя и жену, и бизнес, стреляется из ружья. Буря бушует, и финальная треть романа мчится сломя голову. «Джей Ар Корпорейшн» выходит из-под контроля (разрушая дюжину других компаний, тысячи карьер и пару городков), Баст доходит до нервного истощения, коренные американцы поднимают восстание, в Африке вспыхивает гражданская война, а рынок акций терпит крах [135] .

Когда в 1968-м Гэддиса спросили в интервью, над чем он сейчас работает, он ответил: «Ну … ох, просто напишите, что будет про деньги» [136] . Деньги — первое же слово в «Джей Ар», и их можно считать тематическим центром притяжения для искусства, образования, коммерции, политики и брака. Но роман больше рассказывает о различиях «вещей, которые стоит иметь» и «вещей, которым стоит быть», как Гэддис писал в «Распознаваниях», или, выражаясь финансовым жаргоном «Джей Ар», различиях осязаемых и неосязаемых активов. В их последнем разговоре измученный Баст упрашивает Джей Ара: «Послушай я только хочу чтобы ты отвлекся на минуту от этих грошовых вычетов этих чистых материальных активов и послушал прекрасную музыку, это кантата Баха кантата номер двадцать один Иоганна Себастьяна Баха, черт Джей Ар как ты не понимаешь что я пытаюсь показать что есть такая штука как как нематериальный актив?» Именно приверженность к таким нематериальным активам, как искусство, манеры и идеалы, отличает Баста, Эми и творческих личностей (в лучшие моменты) от остальных персонажей. Это не банальный контраст между черствыми бизнесменами и чуткими артистичными натурами; скорее это различие между теми, кто относится к другим и даже к себе как к рыночным товарам, кто оценивает любую идею по тому, что Уильям Джеймс называл «наличной стоимостью» (см. «Прагматизм»), — и теми, кто повторяет аристотелевский упрек, что «искать повсюду лишь одной пользы всего менее приличествует людям высоких душевных качеств и свободнорожденным» [137] ; теми немногими, кто не только «скорее послушает симфонию, чем поест», но и настаивает на человеческом использовании человеческих существ. Баст и Эми интуитивно понимают эту позицию и пытаются объяснить ее Джей Ару, а полимат Джек Гиббс наделяет ее исторической глубиной и интеллектуальной насыщенностью.

Когда Гиббс в пьяной эйфории от двойного выигрыша в шутку приглашает Эми вместе искупить протестантскую этику, он оживляет идею Гэддиса, введенную в «Распознаваниях», вероятно, благодаря классическому труду Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Вебер приписывает успех пуританства в капиталистической Европе и особенно в Америке рабочей этике, типу «мирского аскетизма», лучшим образом служащего христианскому богу, труду по «призванию», где самый надежный знак причастности к Избранным (тем, кому предначертано спасение) — это финансовый успех в своем призвании. В самой мрачной форме эту этику приняли предки Уайатта из Новой Англии: «От всего приятного можно ожидать если не категорического зла, то хуже — траты времени. Сентиментальные добродетели давно уже выкорчеваны из их систем. Они не считали нищих божьими друзьями. Нищие духом — другое дело. Тяжелый труд — то выражение благодарности, которого хочет Он, и так уж заведено, что по пути в виде случайной хвалебной рекомендации могут накопиться деньги». Ф. Скотт Фицджеральд незабываемо высмеял это убеждение в «Великом Гэтсби», отметив давнее представление сомнительного героя о себе, будто «он был сыном божьим — если эти слова вообще что-нибудь означают, то они означают именно это, — и должен был исполнить предначертания Отца своего, служа вездесущей, вульгарной и мишурной красоте» [138] .

Хотя религиозная природа протестантской этики забыта в наше время всеми, кроме фундаменталистов, уверенных, что богатство — это знак божественной благодати, она продолжает оказывать губительное влияние, о чем отлично знает Джек Гиббс. «Пуританин хотел быть профессионалом, — пишет Вебер, — мы должны быть таковыми» [139] . Однако сложность найти призвание, найти что-то, что стоит делать, — проблема, которая мучает многих персонажей Гэддиса. Уайатт, как и Отто, и его друг Эд Фисли, поднимает этот вопрос в «Распознаваниях», но Гиббс видит проблему в более широком историческом контексте: «Вся проклятая проблема — в падении от статуса к контракту», то есть «что бывает когда человек переходит из средневекового общества построенного на статусе к современному обществу построенному на контракте». В известном эссе о Толстом и Кафке Филипп Рахв обрисовывает последствия этого сдвига: