Картошка была одна к одной — крепкая, здоровая, без червоточин и гнили. Такую и варить приятно, и печь хорошо, и в супе она не разваливается. Получилась почти полная корзина — больше, чем я ожидал.

— Вот так ужин будет, — подумал я вслух, представляя, как аппетитно запахнет на весь дом молодая картошка, сваренная с укропом и сдобренная свежим маслом.

Степан смотрел на корзину с таким выражением лица, словно это было не овощное, а золотое сокровище. Впрочем, для крестьянина хороший урожай и есть настоящее богатство.

— Ступай теперь, — сказал я, отнеси ко мне во двор. — А я ещё по хозяйству пройдусь, посмотрю, что к осени готовить надо.

Степан поклонился, и пошёл, осторожно неся корзину с драгоценным грузом. Я проводил его взглядом, улыбаясь своим мыслям.

Вот так ужин будет, подумал я снова. И не только ужин — вся осень и зима будут сытыми, если судить по этим первым плодам. А там, глядишь, и до весны дотянем без особых лишений.

В итоге, отнесли Машеньке картошку. Корзина была не тяжёлая, но объёмная. Степан тащил её через всю деревню, как какой-то трофей, добытый в бою. Машенька выскочила на крыльцо, заслышав скрип калитки, русая коса подпрыгивала в такт шагам. Глаза её, ясные, сразу уставились на корзину.

— Дядя Степан! — всплеснула она руками. — Что это вы принесли?

— Картошка, Машенька, — ответил он, сгружая корзину у крыльца. — Из нового урожая.

Я сказал ей, чтоб она позвала маменьку и вместе отварили к вечеру картошечку. Та удивилась, что картошка такая мелкая, но сказал, что зато будет волшебно вкусная.

— Маменька! — закричала Машенька, обернувшись к избе. — Дядя Степан картошки принёс!

На пороге показалась неожиданно Пелагея, вытирая руки о передник. Лицо у неё было усталое, в тонких морщинках, но глаза — точь-в-точь как у дочки — смотрели приветливо.

— Спасибо, Степан, — поклонилась она.

— Дак барину спасибо!

Машенька уже копошилась в корзине, перебирая картофелины.

— Когда отварите, потом растопите сало и обжарьте лук репчатый, а потом туда добавьте уже отваренную картошечку, обжарьте, до румяной корочки, — сказал я, неожиданно почувствовав, как в животе заурчало от одной мысли о таком ужине.

Стоило представить, как шкворчит сало на сковороде, как золотится лучок, как покрывается хрустящей корочкой картошка, и слюнки потекли.

Обе слушали с открытыми ртами, но сказали, что так и сделают.

Машенька помахала мне рукой, и я вышел со двора, прикрыв за собой скрипучую калитку.

Не успел я и десяти шагов отойти, как навстречу попался Фома.

— Здравствуйте, Егор Андреевич, — кивнул он, подходя ко мне.

— И тебе не хворать, Фома, — ответил я. — Куда путь держишь?

Тот шел к Прасковье — оказывается, он продолжает учить детишек грамоте и счету. Фома взял на себя обучение детей. Собирал их по избам, учил читать, писать, цифры складывать. Делал это безвозмездно, из одной только любви к просвещению.

— К Прасковье иду, занятие с детворой сегодня будет. Буквы будем разучивать.

Я отдельно поблагодарил за эти начинания — мол, ученье свет. Сказал, что пусть подрастающее поколение будет образованное — может, и пригодится, кто в город подастся.

Фома при этом очень удивился, но ничего не сказал, лишь кивнул.

Только я хотел было пойти на лесопилку, как прибежал мальчишка:

— Барин, барин! — закричал он ещё издали, размахивая руками. — К нам обоз идёт!

Обоз! Наконец-то!

Из-за леса выехал обоз. Десяток телег, а вокруг еще человек семь верховых. Я стоял на крыльце и, приложив ладонь ко лбу козырьком, вглядывался вдаль. День выдался жаркий, и раскаленный воздух колебался над дорогой, искажая очертания приближающегося каравана.

— Никак Игорь Савельевич пожаловал? — подошедший Степан тоже всматривался в дорогу, прищурившись от яркого солнца.

— Похоже на то, — кивнул я. — Вовремя. А то доски уже девать некуда, того и гляди, придется новый амбар строить для хранения.

Степан усмехнулся в бороду:

— Это да. Мужики пилят без продыху. Говорят, скоро пилы затупятся до основания.

Завидев Уваровку, верховые ускорились, пустив лошадей галопом, и оторвались от медленно ползущих телег. Через несколько минут возле крыльца уже спрыгивал с лошади Игорь Савельевич. Отряхнув дорожную пыль с кафтана и поправив шапку, купец поклонился мне с почтением.

— Здравия желаю, Егор Андреевич! — голос у него был зычный, привыкший перекрывать базарный гомон. — Вот, приехал за досками, как обычно.