– Мужчины, вы тут доедайте без меня, – встала из-за стола Софья, – а я за Оленькой сбегаю. Спать пора детям, солнце уже село.

– И я пойду, – поднялся Тарасов. – Моя Акулина без меня не ложится.

Встал и смущенный Ник.

– Заговорил я вас совсем…

– Нет-нет, – запротестовал Тарасов, – все было очень интересно. Мы еще встретимся и поговорим.

– Тогда уж заходите к нам в гости, мы с женой будем очень рады. Завтра и заходите.

– Завтра не получится, мы на пасеку поедем, а вот послезавтра скорее всего зайдем.

Ник просиял, пожал руку Тарасу, обнял сестру и ушел.

– Хороший мужик, – сказал Глеб, глядя ему вслед. – Начитанный, умный, увлеченный. Побольше бы таких.

Софья оглянулась, украдкой поцеловала его прямо на улице и потащила за руку в сгущающихся сумерках на другой конец деревни, где жил Евстигней Палыч.

Договорились, что, как только уложат детей, встретятся на берегу Осечихи. Но планы пришлось поменять, когда они проходили мимо хаты Мотовилихи. «Быки» сидели на лавке у ворот и курили.

– Эй, красавица, – окликнул Софью один из них, – зашла бы в гости. У нас хорошая музыка, коньяк есть, травка, повеселимся.

Софья не ответила, невольно ускоряя шаг. Они молча прошли мимо.

– Эй, ты чего, глухонемая? – продолжал «бык».

Его брат заржал.

– Подожди-ка, – сказал Глеб. – Я скажу им пару слов.

– Не надо!

– Не бойся, я за себя отвечаю.

Он подошел к лениво курившим, голым по пояс братьям и сказал тихо, но четко:

– Даю вам два дня сроку, ублюдки! Чтобы в понедельник духу вашего здесь не было! Не съедете отсюда – пеняйте на себя!

– Чего?! – разинул рот «бык» посветлей.

– Что слышал!

Глеб догнал Софью, взял под руку, не обращая внимания на матерный шум за спиной.

– Что ты им сказал? – с любопытством спросила она, оглядываясь.

– Чтобы уезжали из деревни.

– Стоило ли связываться?

– Стоило. Пока они здесь хозяйничают, никому житья не будет.

– Они опасные люди и не уедут.

– Уедут, никуда не денутся, – усмехнулся Тарасов, подумав, что он со своими навыками гораздо опаснее.

Они разобрали детей, и Софья повела не хотевшую уходить Оленьку домой. Глеб остался, собираясь укладывать Акулину, потом переложил эту обязанность на деда, поцеловал дочку, пообещав рассказать ей «страшную» историю в следующий раз, и быстро зашагал к центру деревни вслед за Софьей.

Он успел вовремя. «Быки» остановили женщину и не торопились пропускать.

– Веселитесь? – негромко сказал он, подходя ближе.

Софья вырвалась из рук одного из братьев, с которым боролась молча, не желая кричать (Оленька бегала вокруг и причитала: «Мамочка, тебе помочь?»), и бросилась, вся дрожа, к Тарасову.

– Все в порядке, – сказал он, ощущая растущий в душе гнев. – Пойдемте, я вас провожу.

«Быки» расступились.

– Эй, братан, – сказал первый, – так чего ты там базарил за чтоб мы уехали?

– Я сейчас вернусь и объясню, – пообещал он.

– Ох ты крутой! – заржал второй «бык».

– Ну-ну, будем ждать, – осклабился первый.

Глеб взял на руки Оленьку, доверчиво прижавшуюся к нему, проводил Софью до избы Полины Родионовны и оставил.

– Укладывай нашу красавицу спать, я сейчас вернусь.

– Не ходи к ним! – покачала головой Софья. – Еще покалечат. Это же нелюди!

– Не волнуйся, еще не родился человек, способный меня покалечить.

Тарасов повернулся и ощутил на плечах ладошки Софьи.

– Как ты сказал?

– Что? – обернулся он.

– Ты сказал: укладывай н а ш у красавицу?

– Ну и что? – не понял Глеб.

– Ничего. – Она поцеловала его, взяла Олю за руку и повела в дом. – Я тебя жду.

Тарасов облизнул губы, на которых остался озоновый след губ женщины, и направился к дому Мотовилихи.

Его ждали. С лавки поднялись навстречу две шкафообразные фигуры со смутно видимыми в свете далекого фонаря в конце улицы лицами.

– Ну, что, крутой? – заговорил более светловолосый «бык», сжимая огромные кулаки. – Что ты там базарил насчет… – он не закончил.

Глеб подошел вплотную и с тугим выплеском энергии толкнул его в квадратное лицо ладонью с растопыренными пальцами, расслабленными до последнего мгновения и ставшими вдруг железными.

Охнув, «бык» грохнулся на спину и остался лежать, оглушенный ударом и падением.