Шрифт:
– Ровно час, как и назначено. Пойдем - англичане точны.
Столик для них был заказан заранее. Навстречу морякам поднялся бравый, подтянутый мужчина и сочным голосом пригласил к столу.
Сели. Блеснули седины в голове Макдональда, отразились лучи света на орденах и погонах русских моряков.
– Я вижу, - заметил Макдональд Павлухину, - у вас наша медаль.
– Да, он получил ее от вас, - ответил Вальронд, - за храбрость... еще в Дарданеллах!
– У вас тоже наш орден?
– И у меня, - сказал Вальронд, - ваш орден, а это - от японцев. Орден "Священного Сокровища".
Макдональд, и без того часто привлекавший к себе внимание, теперь словно бросал вызов парламенту - парламенту, в ресторане которого сидели два моряка революционного русского крейсера.
Вальронд шепнул Павлухину:
– Доешь бекон... Дохлый, но все равно - неудобно.
У гальванера лицо собрано в складки - от внимания к лидеру. Павлухин смотрел прямо в рот Макдональду, который вдруг поднялся над столом и закончил свою речь громким возгласом:
– ...Ex Oriente lux!
– Что он сказал сейчас?
– спросил Павлухин сквозь шум зала.
– Макдональд сказал, что свет идет с Востока, это почти масонское выражение. Точнее: свет идет сейчас из России...
Потом Макдональд стал беседовать с Вальрондом, и Павлухин заметил, что мичман вдруг съежился. Нервно и резко он отвечал Макдональду, и родимое пятно прыгало на дергающейся от волнения щеке офицера... Улучив момент, Павлухин спросил:
– А чего вы спорили?
– Потом расскажу, - нехотя ответил Вальронд.
Была совершена прогулка по зданию парламента, причем сам Макдональд выступал в качестве гида. Вальронд и Павлухин со смирением проходили по историческим залам, украшенным монументами великих мира британского. Была осмотрена и палата общин, стены которой, отделанные черным от старости деревом, навевали непробиваемую тоску. Лежали там на столе громадные книги в металлических переплетах, а за столом, словно трон, высилось седалище спикера. На одном из диванов было сильно вытертое место - видно, депутат не дремал на собраниях - все время крутился от неустанного волнения.
– Это, - возвестил Макдональд, - место великого Глад-стона!
– Место, где сидел Гладстон, - перевел мичман Павлухину и добавил от себя то, чего Макдональд никогда бы им не сказал: - Если бы этот Гладстон поменьше здесь крутился, нам бы не пришлось, Павлухин, топить своих в Дарданеллах, ибо Россия уже бывала на Босфоре...
В библиотеке Макдональд показал морякам приговор Карлу Первому, подписанный членами парламента, и воскликнул:
– Мы, англичане, всегда были революционным народом!
– Вот теперь пошли, - сказал Вальронд.
– Выше этого пафоса ему уже никак не подняться...
Застегивая шинели, они вышли на улицу, и Павлухин спросил:
– Евгений Максимыч, а все-таки что тогда говорил вам Макдональд, когда вы не захотели перевести мне?
Над улицами Лондона летел мокрый снег. Пластами он оседал на флотских шинелях и отпадал прочь - тоже пластами.
– Видишь ли, - не сразу ответил Вальронд, - Макдональд меня спрашивал об отношении команды к нам, к офицерам...
– И что вы ему ответили?
– Я сказал, что думаю. Не все тебе обязательно знать... Не обижайся, Павлухин, но это мое дело.
И долго потом шагали молча - люди плутонгов и дальномеров, стали, огня, порохов и оптики. Люди не близкие, но вроде бы и не совсем далекие. Когда-то, впаянные долгом в общую броню, они хорошо воевали, эти вот люди матрос и мичман.
Павлухин вдруг сплюнул:
– Ленч-то я дожевал... дерьмо такое! Спичку надо, чтобы потом до обеда в зубах ковыряться. Только аппетит наиграл.
– А ведь мы, - огляделся Вальронд, - вышли на Пикадилли. Здесь много кафе, где подают чудесные бифштексы, изжаренные при тебе на решетках каминов.
– А вы, значит, уже бывали в Лондоне?
– Еще гардемарином, - сказал Вальронд и загрустил.
– Еще гардемарином, - повторит он, задумчивый.
– И был совсем иной мир, чарующий и воздушный... Пойдем отсюда, Павлухин, к черту! Я не верю в качество британских бифштексов военного времени.
– Ну, куда двинем?
– Прямо в "Аквариум", там есть чудесный Music Hall, нечто вроде забавного кафешантана. Да и выпить нам не мешает...