Девочка Лиза ничего не сказала о Гришкиной худобе. Это Гришка отметил.

На крыльце воробей вертелся, примеряя красивые позы.

– Аполлон, - спросил Гришка, - в чем ваше счастье?

Аполлон Мухолов ответил:

– В полете!

И полетел. Быстро-быстро.

А когда вернулся и снова уселся на перила крыльца, повторил торжественно:

– Счастье в полете.

– Может быть, - согласился Гришка.
– Полет - птичье дело.

– Увы, некоторые птицы тоже сути не понимают, просто перемещаются в воздухе в поисках корма.
– Аполлон Мухолов вздохнул, перья на груди почистил, хвостом потряс и оглядел Гришку королевским взглядом.
– Мне кажется, вы могли бы. У вас это есть.

– Что?
– спросил Гришка.

– Желание славы. Нужно ярко представить себе, какой вы замечательный, необыкновенный ребенок, потянуться и устремиться...

Гришка тут же полез на кривую березу, которая росла неподалеку от дяди Фединого дома и на которую было нетрудно залезть.

– С березы нельзя! Вы с нее упадете без опыта. Только с земли!

Отыскав небольшой бугорок, Аполлон Мухолов позвал Гришку и скомандовал важно:

– Приготовились!

Гришка представил, какой он замечательный и ни с кем не сравнимый. Но поскольку замечательной была в нем только его худоба, по крайней мере, только об этом он знал, он еще больше утончился и вытянулся. Если бы теперь написать его имя в столбик заглавными буквами, то следовало бы прибавить в конце три восклицательных знака:

Г

Р

И

Г

О

Р

И

Й

!

!

!

– Пошел!
– крикнул Аполлон Мухолов.
– Больше гордости! Больше гордости! Тянитесь и устремляйтесь.

Гришка потянулся и устремился - и не заметил, что пальцы его босых ног перестали касаться земли.

Он летел низко. Шею сводило, глаза выпучились. Не вздохнуть.

– Свободнее!
– поучал воробей.
– Больше самоуверенности!

Гриша чуть не заплакал. От этого полета, кроме неловкости и непосильного напряжения, он ничего не почувствовал, наверное, потому, что никогда не думал о счастье, просто жил как живется.

Было стыдно. В висках стучало. В ушах звенело.

Сквозь эти болезненные ощущения услыхал Гришка испуганный Аполлонов голос:

– Спасайтесь!

Стал Гришка на землю и оказался перед мальчишкой - очень крепким и очень насупленным. В руках у мальчишки рогатка, в зубах - соломинка жеваная. Отдышавшись немного, Гришка сказал:

– Тяжело летать, неловко. И все-таки удивительно.

– Кто летает, кто на голове ходит, кто как выпячивается. Ничего удивительного.
– Мальчишка прищурил глаза, похожие на отточенное железо, перекусил соломинку жеваную и выплюнул.
– Я свое ненужное удивление променял на серьезное дело. Твоему дядя Феде. Я ему удивление - он мне удар без промаха. У каждого свое счастье.

– Бессовестная ложь!
– закричал Аполлон Мухолов откуда-то со стороны.
– Не бывает злодейского счастья. Злодейская удача бывает, а также злодейские хищные радости. Но злодейского счастья не может быть никогда. Григорий, обратите внимание, перед вами злодей, Пестряков Валерий.

Пестряков Валерий растянул рогатку от плеча до плеча.

– Глупый ты, Аполлошка. Удар без промаха в широком смысле. Я теперь отличником буду, чемпионом по боксу, гроссмейстером. А выучусь командиром, как товарищ Гуляев.
– Пестряков Валерий улыбнулся сильной улыбкой.
– Не понимает взаимной выгоды Аполлошка. А еще образованный. Я с этой осени в первый класс пойду. Он бы мне в форточку по учебе подсказывал, я бы ему за это муравьиных яиц, льняного семени, гречневой каши - дружба! Святой союз! Как говорится, за добро добром.

– Демагогия!
– суетливо выкрикнул образованный воробей.

Пестряков Валерий, не целясь, попал из рогатки в ромашку, прямо в желтую сердцевину.

– Аполлошка, быть тебе без хвоста.

Гришка хотел сказать: "Это нехорошо. Птиц нужно беречь и охранять!" но заробел. И услыхал зов:

– Григорий, сейчас же явись. Пулей лети!

Гришка приподнялся на цыпочки и полетел, оглохший от напряжения.

ЧЕМ ПОРАДУЕШЬ?

– От скромности я не умру, - заявил дядя Федя.
– Я умру от ран!

– Ваши раны уже давно зажили.

– Я умру от свежей раны, которую ты мне нанес! Скажи, пожалуйста, кто тебя учит летать?

– Аполлон.

– Вот она, рана! Тебя учит полету самовлюбленный болтун Аполлошка. Что он тебе наболтал?

– Счастье - это полет.

Дядя Федя засопел возмущенно.

– Глупости. Счастье - дело тяжелое.

Вдруг дядя Федя исчез, но тут же появился возле колодца.

– Я, по-твоему, вывороченное дерево? Замшелая коряжина?
– Дядя Федя снова исчез и возник у сарая.
– Меня ты списал со счетов? Учишься полету гордому. Но сумеешь ли ты перейти речку вброд?

– Переплыть можно...

– Если камни и бурный поток? Пахнет илом и порохом. Ты идешь, а тебя опрокидывает, швыряет на камни теменем.
– Дядя Федя все это изобразил в движениях, напоследок сделал сальто-мортале и сказал отдуваясь: - Главное тут - не хрустеть.

И тогда послышался голос:

– Федька, тебе, что ли, делать нечего в твоем возрасте?

Калитку отворил пожилой человек в белой шляпе, с желтым кожаным чемоданом в руке.

– Пашка!
– обрадовался дядя Федя.
– А я удивляюсь, чего это ты не едешь. Я уже заскучал, тебя ожидая.
– Дядя Федя ринулся к своему гостю.