Шрифт:
– Нет, каштановый... Ольга!
– позвала бабушка.
– Ольга!
– Форменный рыжий. Его так и дразнили: Красный Варфоломей. Его кулаки вилами закололи, когда он по продразверстке ходил.
– Каштановый!
– Рыжий!
Дворничиха схватила метлу. Крикнула:
– Хватит!
– А я говорю - рыжий.
– А я говорю - каштановый.
– А я говорю - хватит!
Аркашка соскочил со скамейки, встал между старухами.
– Оттаскайте меня за уши. Кто желает? Ну, оттаскайте меня за уши.
Старухи опешили.
– Ольгу не видел?
– спросила бабушка.
– На улицу побежала.
– Она тебе ничего не говорила?
– Сейчас вспомню. Ага, сказала, что больше не вернется, больше к вам не придет, потому что утопится.
– Что?
– Утопится.
Ольгина бабушка закачалась.
– И ты ее не схватил, не остановил за руку?
– Я не успел. А потом, для чего? Одной рыжей меньше.
– Ох ты... Ох ты...
– сказала Ольгина бабушка и, как слепая, стала шарить рукой, куда бы ей сесть.
– Уши оторвать тебе мало. Гений сырой!
Аркашка подставил ей ухо.
– Рвите, отрывайте. Я их вазелином смазал. Теперь не ухватите.
Старухи посадили Ольгину бабушку на скамейку. Маша напустилась на внука:
– Я тебе что велела? Я тебе велела вальс играть.
– Оттаскай меня за уши.
Старуха попыталась это сделать, но скользкие Аркашкины уши тут же выскользнули из ее пальцев.
– Рвите! Отрывайте!
– крикнул Аркашка.
– Что, не можете?
Воробьи на дереве тихо сидели. Они не понимали, что происходит, потому что такого во дворе никогда не бывало. Еще никто не отказывался Аркашке уши нарвать.
– Оленька, - всхлипывала Ольгина бабушка.
Дворничиха ее утешала:
– Ну, не рыдай, Клаша. Ну, не рыдай. Не такая она дурочка, чтобы с жизнью попрощаться.
– Оленька и пирогов не покушала.
– В милицию заявить нужно, - сказала старуха Маша.
– Непременно. Ее по цвету разыщут... Ты мой вазелин взял?
– спросила она Аркашку.
– Тебе кто велел?
Аркашка снова подставил ухо.
– Тьфу ты, бес. Ну ладно, я найду к тебе другой ключ. Басовый. Я тебе что велела?
– Я музыку с пеленок ненавижу, - вкрадчиво сказал Аркашка.
– Рвите мне уши. Отрывайте. Я слух потеряю.
– Он сам взял себя за ухо и сам от себя вырвался.
– Вот и свихнулся мальчик, - покачала головой дворничиха.
Воробьи на дереве забеспокоились, принялись обсуждать, что сулит им в дальнейшем такое Аркашкино поведение.
– Оленька...
– Ольгина бабушка вдруг вскочила.
– Я тебя отыщу.
– Она ринулась в подворотню.
– Я тебя из-под воды спасу.
Старуха Даша устремилась за ней.
– Куда ты, Клаша?! Ты же плавать не умеешь.
– Все из-за твоей Марфы, - сказал Аркашка.
– Господи, воля твоя. Что же я такого сказала? Если Марфа была рыжая, так ведь ее зеленой не назовешь. Уж какая есть. Господи, я ж говорила, что от рыжей Марфы одно несчастье. Недаром я сегодня корову во сне видела. Черную комолую корову... Оленька. Морковочка. Подосиновичек. Рыженькая ты наша...
– Старуха побежала догонять подруг.
Когда она скрылась, Аркашка сказал:
– Вылазь.
Ольга вылезла из-за цоколя.
– Так нельзя. У тебя сердца нет.
– Целый час про какую-то Марфу говорить можно?
– спросил Аркашка. Меня каждый день за уши дергать можно? Уши ведь не для того человеку, чтобы их дергали.
Ольга села на краешек скамьи.
– Но ведь они старенькие - бабушки. Их уважать нужно.
– Бабушки - бич педагогики. Это наш директор сказал на собрании. Наш директор сам старик, он точно знает.
– Вдруг Аркашка шлепнул кепкой по скамейке.
– Придумал. Давай мы тебя перекрасим.
– Это зачем?
– Тогда тебя никто не будет рыжей дразнить.
– Пусть лучше дразнят. Я останусь как есть. А зачем это ты обо мне заботишься? Ты ненавидишь рыжих.
Аркашка снова сел. Вздохнул тяжело-тяжело.
– Я переменил взгляды. Слышишь, давай мы тебя перекрасим. Ты ведь в душе будешь знать, что ты рыжая, а другие не будут.
– Зачем? Пусть знают... Мне эту Марфу жалко. Она, наверно, красивая была и несчастная.
– Ты тоже красивая, - сказал Аркашка. Он застеснялся своих слов и, наверно, поэтому рассердился.
– Не хочешь перекрашиваться? Как хочешь. Пусть тебе говорят: "Рыжий бес, куда полез?" Пусть кричат: "На рыжих облава!" - Аркашка прокричал эту фразу, после чего добавил: - Рыжая ведьма.