Мы, не отрываясь, смотрели друг на друга - наверное, от долгого напряжения глаза наши стали слезиться.

– Может, Филипп Клементьич, вы все же взглянете на бумаги?
– ревниво произнесла секретарша.

– Да не тренди ты - видишь, друг пришел!
– отмахнулся он.

Он явно досадовал на присутствие здесь человека из чуждого нам поколения и даже - чуждого пола. Но она решила, видно, что если - Друг, так и не стоит с ним церемониться!

– Слушай, Фил, ты совсем, что ли, озверел?
– она глянула на часики.
– Нам полчаса уже у Зойки надо быть!

– ... Тафайте, тафайте!
– Фил холодно, даже несколько враждебно помахал ей ручкой.

– Разорвать бы тебя на части и выбросить!
– резко проговорила она и, повернувшись, направилась к выходу.

Такой накал чувств - тем более из-за меня - несколько смущал.

– Ко мне можно пойти, - неожиданно для себя пробормотал я.

Она, повернувшись, застыла у двери, но не глядела ни на меня, ни на него, а в сторону окна.

Фил, словно не слыша моей последней реплики, продолжал с застывшей улыбкой смотреть на меня. Немая эта сцена тянулась довольно долго, потом он вдруг медленно пошел к вешалке в углу, надел плоскую клетчатую кепочку, которая как бы еще крепче вдавила его огромную птичью голову в грудь, потом он надел длинный черный плащ и направился к выходу. Мы в некоторой растерянности следили за ним... видимо, следовало считать, что мое приглашение принято: объяснять что-то дополнительно он считал явно излишним.

На улице я сделал движение к винному магазину.
– Взять что-нибудь?

– Ну возьми конины, что ли?
– небрежно проговорил он.

... "конины"? Это значит - коньяка?.. Да - круто начинается это дело, но хорошо, что хоть как-то начинается!

От моей выбитой двери он почему-то пришел в полное восхищение.

– Вот так вот, Ирина Евгеньевна, настоящие люди живут!
– поучающе обратился он к подруге.
– Не то что вы, нынешние жлобы, понаставили дверей!

Она презрительно дернула плечом... Черт!
– вряд ли после этого она особенно будет меня любить, а от женщин на практике зависит довольно много.

Фил вошел в мою пустую, слегка ободранную квартиру (давно я собирался сделать ремонт!): и то ли изумленно, то ли восхищенно покачал головой.

– Вот так вот!
– снова обратился он к Ирише.
– Никаких тебе стенок-гарнитуров, ковров и прочей лабуды! У людей все дела здесь!
– он шлепнул себя по бледному покатому лбу.

– Мне как раз не очень нравится моя квартира, - слегка смущенный таким успехом, проговорил я.
– Она такая не специально у меня. А дверь вообще только сегодня, наверное, выбита или вчера...

– Ясно?
– он снова строго обратился к ней.
– Человек даже не знает, сколько дней без двери живет!
– Для него я был дорогим воспоминанием о давних, святых временах бескорыстной дружбы. В глазах Ирины я явно становился все большим идиотом, но в оценке Фила все поднимался, - во всяком случае, на время отдыха.

Он взялся за ручку ванной, но я с испугом удержал его:

– Постой... там, понимаешь... раковина разбита!

Дело в том, что мне на день рождения один приятель подарил пузырек английского одеколона, и это проклятое орудие империализма, выскользнув у меня из рук, стукнулось о раковину. С ужасом я зажмурился... услышал треск... все, накрылся подарочек! Когда я наконец решился разожмуриться, изумлению моему не было предела - пузырек лежал целый и невредимый, раковина же была расколота на крупные куски!

Я рассказал это Филу - он посмотрел на меня со снисходительной усмешкой:

– Ну ладно - ты лучше историю эту в какой-нибудь рассказ свой вставь, а мне мозги не пудри - я все же инженер!

Я давно уже замечал, что люди, сами живущие по фантастическим законам, от искусства требуют строгости и поучительности - так же и мой друг.

– Ну хорошо!
– я вытащил на середину комнаты мой "журнальный столик" старый, испорченный приемник, расставил рюмочки.

– Ну, у тебя кайф, - усмехнулся Фил.
– Как в монгольской юрте.

– Ну прям уж!
– непонятно обидевшись, сказала Ирина, словно она всю жизнь провела в монгольской юрте и знает ее.

– К ним входишь, - не реагируя на ее реплику, продолжил Фил, - на стенах юрты полки, и на каждой стоит наш старый ламповый приемник "Рекорд"! Батарейки кончаются - монгол едет в улус, везет новый приемник!

Он явно предпочитал, чтобы истории звучали его, а не чьи-то другие.

– Ну прям уж!
– проговорила Ирина.
– На кухню, - приказал ей Фил. Ирина, взмахнув хвостом, ушла, куда ее послали.
– А когда ж ты... в Монголии был? пытаясь нащупать основные вехи его бурной жизни, вскользь спросил я.

– Ну как...
– спокойно ответил Фил.
– Оттрубил, потом в Сибири работал - я же строитель!
– а потом в Монголии, прорабом уже.

– Да... неслабо!
– восхищенно произнес я.
– Так сколько же тебе?
– я пригляделся к его выдвинутому вперед, словно обсыпанному мукой, лицу.

– А сколько дадите?
– он гордо-шутливо задрал над плечом свой наполеоновский профиль, застыл с дурацкой важностью, как мраморный бюст. Ну... давай!
– мы торжественно выпили.
– Мне про тебя первая еще Полинка сказала - помнишь Полинку?
– мол, есть такой замечательный человек! развоспоминался он.