Действительно, стыдно: человек с дружбой, а я с сантехникой! Позор!

– А скажи... очень плохо я себя вчера вел?
– от весьма мучительной темы я перешел к другой, менее мучительной.

– Что значит - плохо?
– сурово сказал Фил.- Как хотел, так себя и вел! Ты ж дома у себя, а не у тещи в гостях!

– Правильно!
– воскликнул я, резко поднимаясь. Тут стукнула дверь - из ванной в моем халате выплыла королева, роскошным движением закинула влажные волосы за плечо, уселась с нами.

– У Фила что нехорошо?
– уже доверительно, как к своему, обратилась она ко мне.
– Друзей никого нет - всех презирает! Теперь хоть, слава Богу... ...Кто?!
– испуганным взглядом спросил я.
– Как - кто? Ты же, дурачок! ласковой улыбкой ответила Ирина.

– Вам бы, Ирина Евгеньевна, на рабочем месте давно пора быть!
– прохрипел Фил.

– Алкаш ты чумовой!
– она, как на пружине, оскорбленно вскочила, мгновенно оделась, подошла к двери, вернее, к месту отсутствия ее.
– Ну, ты об этом пожалеешь!
– мстительно проговорила она.
– Так и ходи!
– рубанув ладошкой, произнес Фил. Ирина выскочила. Для чего я тратился, покупал коньяк, отравляя себя, - если все кончилось еще хуже, чем начиналось?!

Фил даже не глянул в сторону выхода, сидел абсолютно неподвижно, потом медленной, шаркаюшей походкой подошел к телефону, набрал номер.

– Здравствуйте, - отрывисто произнес он, потом долго слушал какой-то крикливый голос, не умещающийся в трубке.
– ... Какие-то хадости вы ховорите...
– брезгливо произнес он, двумя пальцами положил трубку.

Уже фактически забыв обо мне, он хмуро наматывал шарф.

– Ты в контору сейчас?
– поинтересовался я. Он долго мрачно смотрел на меня.
– Пойдем, если не противно, - усмехнулся он, пожав плечом. Как это мне может быть противно?! Мы пешком двинулись к его управлению... словно полководцам, приближающимся к линии фронта, нам все чаще попадались следы сражения: разбитые дома, костры, перевернутые фуры. Какие-то люди подбегали к нам и что-то кричали. Фил шел медленно, опустив свой наполеоновский профиль, не реагируя.

По мосткам над канавой мы вошли в сырой колодец-двор разрушенного дома без стекол, дверей и перекрытий. Откуда-то издалека шли звонкие удары. Во втором дворе, возле маленького двухэтажного флигелька, где пахло гнилью оставленного без крыши помещения, из раскрытой канализационной канавы, я увидел зрелище, поразившее меня в самое сердце. Небритый человек в берете и землистой робе огромной кувалдой разбивал белые фаянсовые раковины. Он ставил раковину вверх дном и звонким ударом разносил ее на крупные куски. Рядом уже была высокая груда черепков. Молотобоец швырнул туда вновь полученные осколки, подтянул к себе новую раковину в упаковке, ломиком отодрал доски, поставил раковину в позицию и нанес зверский удар. Это совершенно необъяснимое, на мой взгляд, занятие Фила, наоборот, совершенно не удивило. Он сухо кивнул молотобойцу и, пружиня мостками над канавой, вошел во флигель.

– Детсадик тут делаем!
– счел нужным объяснить он.

Молотобоец шел за нами, скребя молотком по земле.

На каком-то сооружении, похожем на покосившуюся столовскую раздачу, стоял черный мутный телефон.

– Завтра пойдешь к нему!
– прижав трубку ухом к плечу, Фил кивнул на меня и стал щелкать диском, набирая цифры. Молотобоец не среагировал. И Фил, что характерно, моего адреса не назвал. Может, он считает, что я так популярен, что адрес не Нужен?

– Аппликациями все обклеить хотим, - обводя рукой голые стены, произнес молотобоец.

– Лучше, - облигациями, - продолжая накручивать диск, усмехнулся Фил.

Молотобоец побрел обратно, и скоро опять послышались зверские удары, Фил снова накручивал диск. Я вдруг почувствовал, что причина всех наших блужданий в том, что Филу просто неохота появляться у себя на рабочем месте, где уже ждут, свернувшись, как змеи, груды надоевших проблем, а также несколько новых, заботливо приготовленных Иришкой.

Брякнув трубкой, Фил двинулся прочь. Я, как верный секундант, следовал за ним. Фил все больше мрачнел - видно, какие-то мысли все крепче одолевали его.

– Тысячу рам привезли, и все кривые!
– с каким-то торжеством прокаркал бросившийся к Филу тип в плетеном строительном шлеме.
– Так и ходите! прохрипел Фил. Вестник, явно ликуя, удалился. Живительное это свойство, которое, наверно, можно встретить только у нас: упоение масштабами разрухи. Поразительное злорадство, обращенное на себя, - пусть нам хуже, а все равно приятно! Что твои пятьсот миллионов! Тьфу! Вот у нас строили комбинат девятьсот миллионов коту под хвост!
– рассказчик застывает в мрачном упоении, а собеседник буквально дрожит от нетерпения, чтобы выпалить данные об убытках гораздо более мощных! Да - трудно при таких настроениях быть созидателем! Мы вошли в контору.

– Филиппа Клементьича нет!.. Понятия не имею!
– звонко-торжествуюше чеканила Ирина, и торжество ее было понятно: да, мол, нет уважаемого начальника на рабочем месте, и где он находится, неизвестно - вряд ли по делу!

Когда мы приблизились, Ирина вскрывала почту и, нетерпеливо вспоров большой конверт с каким-то официальным грифом, быстро прочла бумагу, мстительно-удовлетворенно произнесла "мгм" и тут увидела нас. Фил молча и неподвижно смотрел на нее, она же поднимала голову все более независимо и надменно: Господи, на что уходят силы!