Шрифт:
Полинка! Ну как же можно не помнить Полинку - мою первую, самую отчаянную любовь!
– А ты... откуда с ней?
– ревниво воскликнул я.
– Сахадка!
– он пошевелил в воздухе пальцами.
– Так мы же с ней до второго курса вместе учились!
– С Полиной?
– воскликнул я. Тут я вдруг увидел, что он склонился к моему столику-приемнику и, покряхтывая, снял заднюю картонную стенку.
– Да не надо!
– со страстью, совершенно несоответствующей предмету, воскликнул я, - не надо!
Я отодвинул приемник: - Давно уже не работает - Бог с ним!
– Дадно... так и ходи!
– сурово произнес Фил свою любимую, видно, присказку, властно отстранил меня, засунул свою маленькую белую ручку внутрь, по очереди покачал лампы в гнездах, потом воткнул вилку в сеть, нажал клавишу... сочный, ритмичный джаз потряс мою душу, и стекла, и стены!
– Потрясающе! Как это ты?
– ...Сахадка!
– усмехнулся он. Единственное, что смущало меня, что он по-прежнему игнорировал даму - видно, вымещал ей за какой-то прокол - но сколько же можно?! Вот она гордо появилась из кухни с подносом, холодно расставила чашки, разлила чай.
– Смотрите - пар танцует под музыку!
– воскликнул я, но они продолжали держаться отчужденно.
– Ребяты!
– обнимая их за шеи, воскликнул я (в одной руке плескалась рюмка с коньяком).
– Ну, не ссорьтесь - я вас прошу! Так хорошо все, ей Богу!
– Я стал сдвигать их головы, они с натугой сдвинулись...
Проснулся я почему-то в кабинете, на диване, абсолютно одетый. Окно было настежь распахнуто, и высоковысоко в небе параллельно шли два невидимых самолетика, оставляя белую пушистую "лыжню".
Потом вдруг явно у меня в квартире!
– бухнула дверь. Прошел холодный сквознячок, осушая мгновенно выступивший едкий пот на лбу. Вдруг стали приближаться быстрые, дребезжащие шаги. Сердце испуганно оступилось. Я попытался подняться, но почувствовал такую слабость и тошноту, что снова сполз.
Кто ж это ходит по моей квартире?.. Так у меня и двери же нет!
– с ужасом вспомнил я. Сколько же там человек?
– я напряженно прислушался... один? Шаги продребезжали на кухню, послышалось сипенье крана. Странный грабитель - решил побаловаться чайком!
– я усмехнулся, и сразу же голову стянула боль. Потом вдруг шаги стремительно приблизились. Сердце остановилось.
Дверь кабинета со скрипом поехала... Я героически поднялся навстречу опасности. В щель просунулся серебристогрязный надувной сапог, потом колено в изжелтевших джинсах, потом поднос с чашками и наконец, сияя железом зубов и лучась глазками, знакомая голова. Со стоном я рухнул обратно.
– Ну ты, зверюга беспартийная!
– ласково просипел он.
– Жив еще? Сейчас врежем чайку!
– Чайку?
– пробулькал я.
– А кофе нельзя? Там... кофе с молоком в банке было.
– А кофе с молотком ты не хочешь?
– оскалился он.
– Ты вчера так тут ураганил! Удивительно, что стены стоят!
– ...Я?
– Ну, а кто - я, что ли?.. Всем девчонкам по четвертаку!
– Как - "девчонкам"?
– Я снова упал.
– Не помнишь?
– он усмехнулся.
– Ну, так и ходи!.. Ничего - я в свое время тоже ураганил, как зверь! Всю Сибирь заблевал, пока пить выучился. Но нам, строителям, без этого дела ни шагу!
На кухне засвистел чайник, и он, развернувшись, ушел туда. С колотящимся сердцем я кинулся к столу, выдвинул ящик - бумажник лежал сверху - вывернутый, пустой... Снова нашла слабость. Услышав приближающиеся шаги, я торопливо задвинул ящик.
– Ну ты, зверюга, - появляясь с чайником, произнес Фил.
– Подниматься собираешься, нет? Придерживаясь за стенку, я сел.
– Скажи, - сделав мизерный хлебок чая, решился я.-А ты случайно деньги мои из ящика не брал? Некоторое время он неподвижно смотрел на меня.
– Взял!
– сурово сказал он.
– Ты так ураганил вчера, что все бы приговорил!
– Да понимешь вот... на ремонт копил, - я обвел рукой обшарпанные стены.
– Ладно - сделаю я тебе ремонт!
– хмуро произнес он.
– Что я могу уж - то могу. Что не могу - говорю сразу! Сделаем в один удар. Я так хочу тебе сделать, как недавно в Москве у одного видал.
– А во что... это встанет?
– хоть таким хитрым образом я попытался выведать, сколько моих денег у моего сурового друга.
– Что ты дергаешься, как вор на ярмарке?!
– рявкнул он.
– Не бойся - на тебе не поднимусь! Без тебя есть на чем подняться, а уж на друзьях - последнее дело!
– презрительно проговорил он.
Пот тек с меня ручьем. Получалось, я допускал мысль о такой гнусной возможности - подниматься на друзьях!
С тревогой я чувствовал: он почему-то усиленно внушает идею о старинной нашей дружбе; о неразлучной компании, все входящие в которую до сих пор связаны святыми узами... Зачем-то это нужно ему... или просто для самоподъема?
– ...Да - и раковину бы, раковину!
– вскричал я.
– ...Ты как японец - все кроишь!
– презрительно произнес Фил.