Да, тяжелая жизнь в мире бизнеса!

– Но мы же... с пользой вчера пообщались, - промямлил я.

– А, пользы от вас!.. Скоро тендер решается - а он, между прочим, международный, - и где она, гуманитарная крыша нашего проекта? Что такого замечательного мы собираемся совершить?

Я вздохнул. Да, совещание с участием коровы шикарным не назовешь.

– Что делать будем?
– спросил он. Неожиданно вдруг коллегиальным стал. Бухта тут хорошая, глубокая, любые танкера могут подходить. Неужто вам не жалко такое терять?

Нам-то, в общем, не жалко. Но раз уж...

– Сделаем!
– сказал я.

– Я лично, как и всегда, буду делать баланс, - дерзко произнесла Любка и в ванную ушла. Крот уставился на меня. Последний остался друг! Хоть он меня давеча кинул... Так ведь то было вчера!

– Перво-наперво надо к народу податься, - рассудительно произнес я.

– Что вас так к народу все тянет?
– вспылил Крот.
– Что вы там такое видите в нем?

– ...Так ничего больше у нас с вами и нет. Остальное все слишком дорого. И - увы!
– как видите, ненадежно.

– Только давайте - не со всем народом сразу, а с отдельными его представителями, - нервно сказал Крот.

– Ну, знамо дело, - сказал я.

Мы вышли на воздух. Утро расцветало. Пели птички.

– Природу ненавижу!
– вдруг снова сорвался Крот.
– Тут одна птичка наладилась звонку моего мобильника подражать! Все ночи не сплю!

– А вы смените мелодию сигнала.

– Уже!

Да, природа умнее нас.

Мы вошли во двор к Петру. И - к моему отцу. И всем, кто здесь родился или сюда приезжал когда-то, как я. Вот старая, огромная груша посреди двора. Давно уже, сколько я помню, она была чем-то вроде уличного шкафа: на мощные сучки ее вешали серпы, грабли, кружки. Садясь обедать за стол во дворе, вешали на нее кепки и шляпы.

Галя, тучная брюнетка, жена Петра, задавала корм темным мохнатым козочкам, совала им шумную охапку веток. Козочки вставали, стуча по перегородке копытцами, пытаясь ухватить листья как можно быстрей.

– А где Петр?

– На лугу. Сено валкует, - хмуро ответила она.

По пологому лугу у реки тащился маленький трактор - "шассик" с розовым кузовом впереди. Сбоку, как огромная клешня краба, тащились, сгребая сено, тракторные грабли. Иногда Петр поднимал их, оставляя ровный валок сена, потом, брякая, опускал их и греб дальше.

– Отойди!
– рявкнул он.
– ...Счас!

Потом он отцепил грабли, усадил нас в жесткую тесную кабину, и мы, глотая пыль и раскачиваясь, помчались вдоль кукурузного поля, догнали комбайн, плывущий над высокими стеблями, как динозавр, и он срыгнул нам в кузов с верхом силосную массу, пережеванные им кукурузные стебли и листья. Ударяясь о железные стенки и друг о друга, мы тем не менее бурно общались и за несколько ездок от поля до силосной ямы обрешали все.

– Фрол, рекламщик наш, москвичами перекуплен, - слегка шепелявя (прикусил в качке кончик языка), сообщил Крот.

– И мир отвернулся от нас!
– добавил я.

– Да я тебе, - Петр повернулся к Кроту, - буквально за копейки такую акцию сделаю! Могу с крыши Пень-хауза упасть. А Мыцин, профессор, меня потом соберет. А Андре это снимет. И все телеканалы это купят - обогатится Андре!

– А откуда ты знаешь, что он с Фролом не отвалил?
– удивился я его проницательности.

– Так я ж знаю его!
– Петр в свою очередь удивился.

– Боюсь, что если вы упадете с крыши, то нечего будет собирать и снимать, - усмехнулся Крот.

– Ха! А где я в армии служил? В ВДВ - войсках дяди Васи. И там на полгода мы прикомандированы были к Одесской студии - фильм снимали про Малую землю. Да-а... пожили! С чего я только не падал тогда! С самолета без парашюта! А уж с домов!.. Способ этот называется "яйца всмятку".

– И вам нравится он?

– А чего? Нормально. Ты, наверное, недопонял! Просто берется гофрированная тара из-под яиц, укладывается слоев в двадцать, и слои эти, поочередно разрушаясь, растягивают удар на двадцать этапов. Вообще могу ничего не ломать! Но раз надо!

– Веселый у вас брат!
– сквозь грохот и лязганье проговорил Крот.
– Но хотелось бы сперва с этим Мыциным проконсультироваться.

– Запросто, - уверенно сказал Петр.
– Он уважает меня. Сейчас - только на конюшню заскочим!

Мы заскочили на конюшню, прошли по скользкому от навоза, разбитому копытами полу.

– Поможете тут мне, - проговорил Петр деловито.
– Тут старухе одной надо зубы подпилить. Расщеперились - есть больше не может.

Петр сначала зашел в пустое стойло, заваленное дугами, хомутами и прочим, и вышел с огромным рашпилем в руках.