– Это он как раз и есть новость, - пояснил Кис, возясь около вешалки.
– Сегодня вечером он обещал быть у тебя в гостях.

Известие имело успех. Все, включая Машу, слегка приостановились и повернули головы к Кису.

– Ты что? Правда?
– поразился первым вслух Григорий Тритонов, называемый Тристан, толстый молодой человек в очках с подвижным лицом, склонным к мимике, и подвижным же острым взглядом под стеклами. В чертах его не видно было добродушия - обычной привилегии толстых и массивных людей, каким он был, - скорее напротив. Он, между тем, должно быть неплохо был осведомлен в делах Гаспарова, так как сидел с ним за одной партой. Света и Ира (вместе с Машей они составляли пресловутую троицу) тоже выказали заинтересованность. Все прошли в комнату.

– Вот слушайте, - начал Кис, радуясь, что общее внимание отвлечено в безопасную сторону и быстро оглядывая всех, чтобы убедиться, что его действительно слушают (Маша в том числе).
– Это целая история. Иду я тут после алгебры между рядами к двери...

– Чтобы сбежать?
– уточнила Света.

– Ну да, неважно, - Кис нетерпеливо кивнул.
– Разумеется, прохожу мимо первой парты и смотрю, сидит за нею, как обычно, наш Гаспаров, скукоженный, словно невыспавшийся, и этак тоскливо чертит что-то карандашиком по листку. Я, понятно, останавливаюсь, заглядываю ему через плечо...

– Ты тактичен, - заметила опять Света, подняв бровь.

– Но ведь любопытно же!
– оправдался Кис, хихикнув.
– Гаспаров, все-таки... Так вот. Заглядываю через плечо и вижу: на листке у него намалеван здоровенный кукиш, и он как раз только-только перешел к растушевке: подводит сгибчики суставов и поправляет контур. Ого, думаю про себя, дело-то неладно...

– Он по контрольной пару сегодня схлопотал, - сказал Тристан прозаически.

– При чем тут пара!
– поморщился Кис.
– Пару и я схлопотал. Однако кукишей вот не рисую же! А там не просто кукиш, - повел он дальше, - а прямо-таки громадная фига в профиль на пол листа... Подхожу я, натурально, к нему и так мягко, как бы между прочим осведомляюсь: "Как, Гаспарыч, дела? Собираешься сегодня вечером?" Он говорит: "Куда?" Я говорю: "К Орловской; там наши все будут."

– А он говорит: "Фи, к Орловской!", да?
– спросила Ёла.

– Ну что ты! Он учтив, - уверил ее Кис, сам сделав на миг благородное лицо.
– Наоборот, очень даже приветливо откладывает в сторону кукиш, поднимает глаза и на свой лад, знаешь ли, проникновенно, с грустью улыбается: "Меня, говорит, не звали". Вот новость! "Тебе что же, говорю я, по всей форме надо, дескать, je serai charm(e de vous voir* и все такое? Туда и никого не звали.

– Это, кстати, идея, - заметила Ёла, смеясь.
– И очень просто: маленькая карточка, два-три слова и виньетка. Виньетку можно самой нарисовать; прелесть, надо будет попробовать

– В виде кукиша, - поддержал Тристан.
– Специально для Гаспарова.

Ёла с укором оглядела его.

– Ты зол, Тристи, - сказала она затем тоном печального порицания. Тристана она звала "Тристи" на английский манер, с ударением в первом слоге и, может быть, не без намека на героя Стерна; она, как и Кис, была отчасти начитанна.

– Ну, это там как угодно, - продолжал Кис меж тем.
– Но сегодня-то ведь без церемоний? Я ему сказал, чтоб он был.

– Конечно.

– И что он тебе ответил?
– спросила Света.

– Говорит, мол, ладно, приду.

– И всё?

– Всё.

– Хм, я думала, будет интересней, - сказала Света строго.

– Почему? Насчет кукиша, в общем, недурно, - вздохнув, возразила Ёла.
– Только, конечно, все вранье?

– Что?

– Насчет кукиша.

– Ну вот, чего это мне врать?
– обиделся Кис, надувая притворно губы.
– Сами его спросите, чт( он там рисовал... Я-то, положим, под руку ему не смотрел, - добавил он, косвенно глянув в сторону Светы, - и это только предположение... Но пари держу, что кукиш!

Все рассмеялись. Последовало общее небольшое перемещение и рассаживание по стульям, на диван и в кресло.

– Ёлочка, солнышко, - спросила Ира, - у тебя есть что-нибудь пить?

– Вон там на кухне пиво и холодный кофе, - сказала Ёла.

– Пиво тоже еще холодное, - добавил Кис.
– Будешь?
– спросил он Тристана.

Они с Тристаном были закадычными друзьями, и совместная их приязнь доходила до такой степени, что Тристан даже слушал кисовы стихи, хотя вообще-то поэзию не любил. Область его интересов в этом мире по видимости ограничивалась электроникой и современной музыкой, однако в душе он был не меньший сибарит, чем Кис, только с трезвым взглядом на вещи. Киса он понимал хорошо и за это прощал ему его пиитический эгоизм, из-за которого, к слову, сам Кис ничего, кроме себя, вокруг не видел и вообще скверно разбирался в людях. Тристан, напротив, был неожиданно-наблюдателен и зорок в мелочах.

Что касается Светы и Иры, то о них трудно было сказать что-либо определенное. В школе они держались обыкновенно рядом и потому считали себя подружками, при этом вряд ли питая на деле друг к другу слишком уж теплые чувства. Они обе были красивы, каждая на свой лад, и умели дать это заметить. У них, помимо школы, была, кажется, еще другая жизнь...

В классе между мальчиками время от времени появлялись о них смутные и соблазнительные слухи. Тут речь шла об университетских общежитиях, каких-то дискотеках, а также о взрослой спортивной секции, куда Света действительно два вечера в неделю ходила играть в большой теннис. Однако наверняка ничего не было известно. Кое-кто предполагал даже, что и сама их дружба имела под собою расчет: они составляли удобный контраст друг другу. Правда, темная, замкнутая в себе и злая на язык Ира как будто проигрывала светловолосой и светлоглазой, смешливо-иронической Свете, но так это было лишь на первый, малоопытный взгляд: сама она, конечно, точно знала свою цену. В классе она одна из всех девочек носила кольца и понимала толк в косметике и духах.