Шрифт:
– У меня есть известие, тетечка, - сказала она с важным видом.
– Известие?
– Да, для тебя. Тебе звонил директор.
При этих словах все сразу повернулись к ней, придержав от любопытства сигареты.
– Какой директор? Наш?
– не поняла тетя Ната.
– Нет, наш: директор школы.
Тетя Ната сделала строгое лицо.
– Что же он хотел?
– Он хотел серьезно поговорить с тобой. Обо мне.
– И?
– И поговорил. Потому что принял меня за тебя.
Тут все разом захохотали и загалдели, и тетя Ната тоже усмехнулась, но выжидательно, лица пока не смягчая.
– Что же ты ему сказала?
– спросила она.
– Ну что ж: сказала, что приму это все к сведению и серьезно со мной поговорю.
Хохот усилился, тетя Ната наконец тоже улыбнулась.
– Ох, Ёлка, смотри, - сказала она, качая головой.
– Ты мое условие знаешь; кажется, не много!
Ёла кивнула. Условие - это имелись в виду объективные показатели (словечко из лексикона ее папы), "наказатели" в транскрипции Ёлы, или, попросту, оценки. Конечно, ни о каком действительном наказании речи не шло. Но, учитывая взгляды родителей, Ёла и сама следила за тем, чтоб "показатели" были на высоте: ее не в чем было упрекнуть. Пока Кис повествовал о кукише, Ира передала ей ее тетрадь с контрольной и подтверждением этих ее забот. Впрочем, алгебру Ёла как будто и в самом деле знала...
– Все будет в порядке, ma tante, - сказала она покойно.
– Условие в силе.
– А! тем лучше.
– Тетя Ната сама поспешила кончить разговор и ушла в переднюю к гардеробу. Кис, сразу ожив среди общего веселья, увязался следом, чтобы помочь ей снять пальто.
Все же звонок директора обеспокоил тетю Нату.
– Это, конечно, из-за прогулов?
– спросила она еще, вернувшись в комнату.
– Конечно, - сказала Ёла.
– Я, оказывается, развратила весь класс. Они только и ждут, чтобы сбежать ко мне с уроков.
– А, вот оно что, - тетя Ната оглянулась.
– Само собою, Кис и тут тоже первый?
– Само собой.
– Ну, Кис, жди, - она погрозила Кису, как раз явившемуся за нею следом.
– Доберусь до тебя. Портишь девочке репутацию, а потом галантничаешь в прихожих? Хорош!
– Что вы, как это можно!
– лицемерно поразился Кис.
– Да-да, знаем: невинная овечка. Но мы еще с тобой поквитаемся... И, притворно сведя брови, она удалилась на кухню.
– Бездельники, эй!
– раздался оттуда ее голос минуту спустя.
– Кто остается обедать - оставайтесь. Остальные марш по домам.
– C'est l'ordonnance de la femme, voila!* - сказал Кис, разведя руками.
Распоряжение было вскоре же исполнено. Всем и действительно пора было расходиться. Кис ушел с Тристаном, вслед за ними Ира. Света, перекинув через локоть шубу и прихватив портфель, спустилась к себе вниз. Обедать осталась одна Маша.
Ни она, ни Ёла не чувствовали в себе того прилива сил, с которым тетя Ната взялась за стряпню, и почти ей не помогали. Но тетя Ната вовсе и не нуждалась в помощи. Она не думала долго оставаться дома, а к бодрому расположению духа у нее были свои причины. Отварив в два счета вермишель и стушив биточки из готового фарша, она еще нажарила к чаю тарелку бледных, похожих на шляпки опят, блинов, после чего, поев, отбыла, заметив напоследок вскользь, что вечером приглашена в гости. Маша и Ёла остались сидеть на кухне в ожидании, пока комната проветрится от табака. Чуть погодя, к ним присоединилась и Света, соскучившаяся у себя внизу.
Небольшой разговор, который произошел тут меж ними, пожалуй, мог бы кое-что изменить в жизни Киса, узнай он о нем вовремя. И хотя Ёла передала ему в общем виде суть дела, но уже после, дня три спустя. Таким образом, в этот вечер status quo кисовых чувств оставался еще неприкосновенным и, как Кис думал сам, навсегда. К его несчастью, он ошибался.
– Кого мне жаль, так это Киса, - сказала Света, привольно развалясь на стуле в углу так, как никогда бы себе не позволила в присутствии мальчиков.
– Бедняга из кожи лезет.
– Ты бы хоть поговорила с ним, - сказала Ёла Маше.
– Зачем?
– тихо спросила Маша.
– Может быть, он успокоится, - Ёла вздохнула.
– Сегодня битый час о тебе толковал.
Она поднялась и ушла в комнату собирать пиалы.
– Я не виновата в этом, - сказала Маша.
– Ну что я поделаю? Я не знаю, о чем с ним говорить; о литературе?
Света усмехнулась.
– Хорошо живется Тритонову. Уж его-то ничто не колышет!
– Я и так с ним часто разговариваю, - продолжала Маша грустно. Она отвернулась и стала смотреть в окно. Напрасная любовь Киса действительно ее печалила.
– А чт( твой Пат?
– спросила Света Ёлу, сочтя за лучшее переменить тему. Пат - так звался молодой человек, сумевший продвинуться дальше других в двусмысленных разговорах. Ёла им была увлечена и не скрывала этого. На всех прочих ее поклонников это никак не действовало.
– Балбес он, этот Пат, - сказала она Свете, составляя пиалы в раковину, где уже была обеденная посуда.
– Сегодня вечером будет... Но вообще-то балбес.
– Знаете, - вновь поворачиваясь к ним, сказала вдруг Маша.
– Мне вчера Гарик звонил.