...Тристан выпил остатки пива, а Ира и Маша принялись варить свежий кофий, потому что холодного никто не хотел.

– Итак, что ж: сегодня гуляем?
– сказал Кис, присаживаясь опять на диван несколько ближе к краю, чтобы дать место Свете. Новый разговор пока еще не возник, но Кис, очевидно, не в силах будучи совладать с беспокойным движением своих чувств, ощущал в нем сильную потребность.

– Можно у меня, - сказала Света.
– Сегодня мои куда-то слиняют... Она жила в том же подъезде, но на первом этаже.

– Ёл, где сахар?
– спросила из кухни Маша.

Ёла пошла отыскивать сахар, и Тристан, до этих пор сидевший на стуле, тотчас за спиной у нее улегся в ее кресло. Он встретил ее ласковой улыбкой, когда она вернулась, даже помигал ей обоими глазами так, чтобы из бестактности вышла шутка. Он был в самом деле мил с своей круглой стриженой головой и маленькими глазками, еще уменьшенными очками.

– Никогда не могла понять: почему я его терплю до сих пор?
– сказала Ёла задумчиво, как бы себе самой, глядя на Тристана.
– Тристи, - прибавила она мрачно, - вон там у тебя под рукой магнитофон, в нем что-то сломалось. Это твой последний шанс. Если мы к тому же еще по твоей милости останемся вечером без музыки, я буду просить тетю Нату отказать тебе от дома.

– Э, э! позволь, - встрял Кис.
– Он, разумеется, мерзавец, это уже научный факт. Но как же без него? Невозможно!

Тристан, однако, не выглядел ничуть смущенным. Благодушно ворочаясь в кресле, он перевел взгляд с Ёлы на тумбочку, где в углу стоял портативный "Sony", прищурился еще больше, даже придержал рукой очки, всматриваясь, и в самом деле скроил под конец комическую физиономию.

– Вот это он-то и мнит себя магнитофоном?
– спросил он уничижительно.

– Это я его мню, - сказала Ёла.

– Я лучше свой принесу, - заявил Тристан.
– От этого даже соседи не проснутся... Кт( у вас там живет?
– он постучал пяткой в пол.

– Там? не знаю.
– Ёла задумалась.
– Кажется, старуха какая-то...

– Ага! Ну вот, конечно: старушка. Божий одуванчик!
– завеселился тотчас Тристан.
– Глухая, должно быть, карга, это уж как водится. Ее такой штукой не проймешь, - он кивнул на магнитофон.
– И вот скажи: разве это справедливо?
– Тристан криводушно усмехнулся.
– Разве можно допустить, чтобы бабуська осталась глуха к искусству?

После этого он перегнулся через хрустнувший подлокотник, подтянул магнитофон к себе и, вынув из кармана копейку, стал раскручивать боковые болты.

– Фигурной отвертки у тебя, конечно, нет?
– спросил он Ёлу.

Прозвонил телефон. Ёла отошла к трюмо (телефонный аппарат стоял в прихожей) и сняла трубку. Пока она разговаривала, поспел кофе. Маша вошла в комнату, держа перед собой поднос, уставленный шестью пиалами - кофейных чашек у тети Наты было только две, - и блаженно вдыхая густой кофейный дух, столбом поднимавшийся с подноса. В темных ее глазах было непритворное удовольствие: она любила кофе, сигареты и секс (последнее тайно), и кроме того ей нравились тихие серые дни, такие, как сегодня, когда впереди праздник и многолюдный вечер и можно не думать о лишних вещах; в сущности, она любила тишину. Ей не мешали разговоры, но сама она редко вставляла в них слово, приводя этим в отчаяние болтливого Киса, который во всех случаях жизни привык полагаться на слова, а здесь чувствовал их бессилие; просто ему не повезло: он был не во вкусе Маши.

Ира раздала всем пиалы, последнюю - вернувшейся из прихожей Ёле, Маша отложила поднос на стол и присела на ручку кресла возле Тристана. Хотя Кис прекрасно знал, что Тристан Маше безразличен, и к тому же взаимно, он все-таки ощутил холод под сердцем, глядя, как Маша пьет свой кофий, чуть облокотившись на мощное тристаново плечо. Тристан не бросил ковырять "Sony" ради кофе - он только что отнял заднюю панель, - и его пиалка стояла теперь попусту на столе. И когда Маша допила свою, он вежливо уступил ей лишнюю порцию: к кофе он относился ровно, а с Машей был любезен из дружбы к Кису. Кис, однако же, при этом случае пожалел, что не понимает ничего в электронике. Зато он вспомнил о сигаретах: в общих чертах - на две трети - он знал машины пристрастия. Пока пачка шла по рукам, разговор снова вернулся к Гаспарову.

– Что, великий пустынник решил покинуть свою обитель?
– спросил Тристан, пользуясь своей осведомленностью.
– Ох, господи! Ну и унылый же клиент!

– Когда вы ржете на уроках, это не так заметно, - сказала Ёла.

– Что же делать, если с Кисом мне сидеть воспрещается?
– полюбопытствовал Тристан.
– Я ведь должен как-то возместить утрату друга.

– На самом деле он ничего, - сказал Кис глубокомысленно.
– Я когда-то с ним даже дрался...

Тристан захохотал.

– То-то была, я представляю, картинка!
– он поглядел на костлявого Киса.
– Два Геракла.

– Он не пишет ли стихов?
– спросила Света.

– Стихов он не пишет, - проворчал Кис, пропуская мимо ушей ехидство.
– По крайней мере, я не слыхал. Но читает много и вообще не дурак.

– По нему это видно, - сказала Ёла с легкой досадой: Гаспаров принадлежал к тому меньшинству в классе, которое до сих пор по разным причинам противилось ей.
– Серьезный мальчик. Учимся вместе почти год, и хоть бы слово когда вымолвил.