Арнаутов ничего не ответил, он словно бы не слышал Каукалова. Открыл дверцу со стороны водителя, выразительно шевельнул носом, Каукалов это засек, невольно подался вперед:

– Думаете, чем-то пахнет? Ничем не пахнет. Хотя машина и принадлежала одному "голубому" козлу - педерасту из Большого театра... Но от него здесь ничего не осталось - ни следа, ни духа, ни даже отпечатков пальцев.

И на это Арнаутов ничего не сказал, лишь покосился на дверь гаража.

Судя по всему, он кого-то ждал.

Прошло ещё несколько молчаливых, очень томительных минут, послышалось фырканье хорошо отрегулированного автомобильного двигателя, сухое шуршание шин по гравию, вскоре в гараж вошла высокая красивая женщина в черном приталенном костюме, под мышкой она непринужденно держала черную лакированную сумочку.

На кукольно-круглом, каком-то восковом лице её вспыхивали яркими бликами, попадая в электрический свет, большие очки в розовой оправе, голова была тщательно причесана.

Женщина настороженно глянула на бледного, с запавшими щеками Аронова, которого уже потянуло в сон, перевела взгляд на Каукалова и лишь потом посмотрела на преобразившегося, неузнаваемо расцветшего самой радостнейшей из своих улыбок старика Арнаутова. Сделала ему мах рукой. Старик расцвел ещё больше, приложил к губам свои пальцы, звучно чмокнул их и ответно помахал рукой в воздухе - поприветствовал гостью.

– Вы не представляете, как я рад вас видеть, - произнес он восторженным, обретшим сахарные нотки голосом, боком продвинулся вдоль машины к гостье, наклонился и поцеловал ей руку.
– Здрассте, Олечка Николаевна!
– Затем, разворачиваясь в сторону Аронова и Каукалова, выпрямился.

Гостья тоже развернулась в их сторону.

– Это те самые молодые люди, о которых я вам, Олечка Николаевна, рассказывал...

Ольга Николаевна изучающе оглядела Каукалова - ощущение такое, словно бы она забралась к нему под одежду. Каукалов, почувствовав себя голым, зябко поежился.

– Это Каукалов, зовут Женькой, - готовно представил его старик Арнаутов.
– Евгений, значит... Служил когда-то вместе с моим внуком, добавил он и тут же внес в дополнение оговорку: - Но к делу это отношения не имеет.

Гостья одобрительно наклонила голову, продолжая рассматривать Каукалова.

– А это...
– Старик протянул руку в сторону Аронова и раздраженно пощелкал пальцами, призывая Каукалова на помощь - он не помнил ни имени, ни фамилии Аронова.

Аронов молчал, и дед Арнаутов, ещё немного пощелкав пальцами, опустил руку. Ольга Николаевна шагнула к Каукалову, громко щелкнула замком сумки и вытащила из неё красное кожаное удостоверение. Для нее, похоже, сейчас существовал только Каукалов, Илюшку Аронова она даже не замечала.

– Ты видел когда-нибудь такое удостоверение?
– резко, на "ты", спросила она у Каукалова.

Каукалов почувствовал, как ноги у него делаются чужими, тряпичными, словно бы из них извлекли кости. На удостоверении было тиснуто золотом "Министерство внутренних дел", а вверху, над надписью, красовался новый российский герб - двухглавый орел. Каукалов широко открыл рот, захватил губами воздух, разжевал его, словно кашу, снова захватил. Сердце забилось оглушающе громко, от его сильного звука у Каукалова больно заломило виски. Воздуха ему не хватало, дышать стало совсем нечем, перед глазами образовалось дрожащее розовое пятно, в нем перемещались какие-то бескрылые мухи, вызывая оглушающий стук в ушах да отчаянную боль в затылке. Каукалов беспомощно глянул на дверь - дорогу ему перекрывал старик Арнаутов, стоял там в позе энкавэдэшника, смотрел на Каукалова сощуренными глазами и улыбался.

Конечно, можно сшибить старика с ног, но явно у него в кармане пистолет, и каким стремительным ни будет бросок Каукалова, пуля все равно окажется быстрее. Каукалов не выдержал, застонал от боли и досады: это надо же, так бездарно вляпаться! А с другой стороны, даже если сейчас он сможет уйти из гаража, его все равно найдут: у этих людей есть его адрес, его приметы, если его самого не смогут поймать, то арестуют и посадят в клетку Новеллу Петровну... У Каукалова невольно дернулись и задрожали в нервной тряске щеки. Сразу обе.

Из далекого далека до него донесся грубоватый смех Ольги Николаевны.

– По-моему, надо врача вызывать, - сказала она, - из состояния столбняка выводить.

– Не понадобится врач, - убежденно произнес старик Арнаутов, Женька - парень мужественный, я его в армии видел. Знаю, какой он есть. Санька мой до сих пор дает о нем самые лестные отзывы...

Ольга Николаевна развернула свое страшное удостоверение, заглянула внутрь, потом громко хлопнула жесткими корками и спрятала удостоверение в сумку. Каукалов облизнул сухие губы.

– А вы... вы...
– попробовал он произнести что-нибудь складное, осмысленное, но из этой затеи ничего не получилось.

Он скосил глаза на Аронова и вновь облизал губы. Илюшка же, тот и вовсе распластался по стене, вжался в нее, размазался и, чтобы не упасть, поддерживал себя обеими руками, откинув их, словно крылья, далеко в стороны.

– Вы... вы...
– вновь начал Каукалов и опять затих. Сил у него не было.

– Что, испугался, бедняга?
– безмятежно поинтересовалась Ольга Николаевна и добавила неожиданно нежным, совершенно обезоруживающим тоном: - Дур-рак!