Уехал Левченко один.

Отойдя от костерка метров на десять, обернулся, прокричал ребятам:

– Вы, мужики, подумайте, если можно... Пошурупьте малость мозгами над моим предложением. А я вернусь, и мы продолжим наш разговор. Ладно?

Витька приподнялся над костром, махнул рукой - ладно, мол, потом снова присел и его не стало видно.

Наконец Ольга Николаевна разрешила Каукалову и его напарнику выйти из дома. Из этого милостивого разрешения следовало: опасность миновала.

Старик Арнаутов позвонил Каукалову и, засмеявшись громко, с плохо скрытым пренебрежением объявил:

– Карантин окончен!

Каукалов с наслаждением потянулся, походил по квартире, хрустя костями, потом надел на себя джинсовую пару - турецкую куртку и американские брюки, подобранные в тон, - и направился к другу.

– Все, Илюшка, - сказал он, - вышел указ о нашем досрочном освобождении.

В ответ Аронов грустно улыбнулся, раскинул руки в стороны, повертел ими в воздухе:

– Времени потеряли столько, что...

– Не жалей, Илюха!
– перебил Каукалов.
– Как там насчет канашек всяких-разных, а?

– Кое-что придумал.

– Может, сегодня этим и займемся?

– Может, Жека... Очень даже может быть.
– Он засуетился бестолково, заметался по комнате, потом резко, будто мушкетер, рубанул рукою воздух и достал из гардероба костюм.

– Займись канашками, Илюшк!
– попросил Каукалов.
– А то от путан тех - ни проку, ни удовольствия. Одни лишь прорехи в карманах. Давай сегодня к вечеру реализуем твой план. А?
– Каукалов смущенно покашлял в кулак.
– На тебя смотрит Европа!

– Европа, у которой большая жо...
– Аронов не договорил, засмеялся. Натянул хорошо отутюженные, с ровной линеечкой, брюки, черную водолазку. Крутанулся перед зеркалом, поправил прическу.
– Лучше быть свободным и здоровым, чем полосатым и больным... Полосатым - в смысле ходить в полосатой робе Александровского централа. Слушай, Жека... Появился тот самый дядек, помнишь я тебе говорил.

Каукалов наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что за дядек, вопросительно глянул на Аронова.

– Тот самый человек, которому можно сплавлять угнанные машины.

– Два дела одновременно мы с тобой, Илюша, не потянем.

– Как знаешь, Жека. Кстати, он мне и кастет организовал.

Каукалов невольно улыбнулся: представил себе этого орла в полевой милицейской форме, при бронежилете и с кастетом в руках. Очень эффектно!

– Дядек пока не нужен, - сказал он.

– Мое дело - предложить, твое - отказаться. А что, мы самостоятельным промыслом уже не будем заниматься?

– Пока находимся на крючке - нет. А вот сорвемся с крючка...

– Планы на этот счет есть какие-нибудь?

– Зреют.

Вечером в Илюшкиной квартире появились две девушки - милые, скромные, непритязательно одетые - сразу видно, что на "мерседесах" не ездят. Старшие Ароновы до сих пор сидели на даче - теперь антоновку сортировали. Так что Илья хозяйничал в квартире один.

– Здрассьте!
– дружно произнесли девушки.

Каукалов с интересом глянул на них - он совершенно не помнил, видел ли этих девчат раньше. Лица, во всяком случае, были незнакомы. Девушки, словно бы подслушав его мысли, вновь в один голос заявили:

– А мы вас знаем!

– Откуда?

– В школе не раз встречались.

Каукалов про себя отметил, что девушки, хоть и носят разные фамилии: одна - Хилькевич, вторая - Новиченко, похожи друг на друга так, будто бы одной матерью рождены.

Хилькевич присела в коротком старомодном книксене, - Каукалов вспомнил, что этому девчонок в их школе специально обучали, - и назвалась:

– Майя.

Ее подружка ухватила тонкими пальцами край клетчатой юбки и, посмеиваясь копнула носком туфельки паркетный пол:

– Катя.

– Как российская царица Екатерина Великая, - Каукалов одобрительно кивнул, внутри у него что-то сладко и томительно сжалось.

– Проходите, проходите, девочки, - засуетился Аронов, - чувствуйте себя, как дома, у нас все уже на столе.

– Люлек, а чего празднуете-то?
– спросила Майя.

– Нашу с вами встречу, девочки.

– Ох, какое историческое событие!
– Майя фыркнула.

– Историческое не историческое, но раз встретились. то можем кое-что хорошее придумать, - сказал Каукалов.