Он аккуратно поинтересовался у Арнаутова: куда запропастилась Ольга Николаевна? Старик сморщился, сощурился ехидно:

– Что, соскучился?

– Да так, - неопределенно отозвался Каукалов, - просто давно не видел Ольгу Николаевну.

– Соскучился, - засмеялся Арнаутов. Смеялся он одной половиной лица, которая неожиданно расплылась, сделалась широкой, морщины на ней разгладились, кожа помягчела и помолодела, а вторая половина осталась печеной, в сложном морщинистом рисунке, печальной и злой.
– Сосунок! Пхех!
– произнес он довольно и одновременно недобро, покачал головой.

– Не хотите отвечать - не надо, - обескураженно пробормотал Каукалов, отвернулся от старика Арнаутова.

Тот вдруг сказал спокойно:

– Дурак ты, дурак... Когда-нибудь поймешь, какой ты дурак!
– Две половинки его лица, такие непохожие, слились в единое целое, и Арнаутов стал самим собой. Рот у него сердито дернулся напоследок и обвял.
– Ты даже не представляешь, как тебе опасно общаться с Олечкой Николаевной...

Что-что, а это Каукалов представлял хорошо...

Вот совпадение. Именно в эти минуты подполковник милиции Ольга Николаевна Кличевская неожиданно подумала об одном молодом дурачке, которого она нарядила в форму милицейского капитана и бросила с сетью прочесывать большие дороги, озабоченно потерла пальцем правый висок и потянулась к телефону.

У неё был очень уютный кабинет - этакая смесь служебного помещения, обставленного в суровом деловом стиле, и нарядной женской кухоньки: здесь имелось и зеркало, приколоченное к стене у входа, и живописное полотно мягкий летний пейзаж, вставленный в раму, - украшение стены противоположной, и календарь с изображением парусника, бороздящего голубую воду океана, на подоконнике стояли цветы в терракотовых горшочках, все вместе это создавало уютную, почти неслужебную обстановку, - во всяком случае кабинет Кличевской очень выгодно отличался от других кабинетов. К ней даже любил заглядывать на чай один из заместителей министра.

Она подняла телефонную трубку и несколько минут нерешительно держала её в руке - прикидывала по себя, звонить в Калининград или не звонить. Работал у неё там в ГАИ области один красивый плечистый подполковник - губы Ольги Николаевны тронула легкая улыбка: она вспомнила прошлое, часы, проведенные с этим человеком... Через несколько секунд она уже говорила с Калининградом, с уверенным в себе, обладавшим хорошо поставленным голосом подполковником - начальником отдела областной госавтоинспекции, сообщила ему фамилию, имя, отчество Левченко, наказала, чтобы сотрудники ГАИ не торопились с выдачей нового водительского удостоверения.

– Будет сделано, Олечка!
– пообещал бравый подполковник.
– Нет ничего проще!

– Заодно сообщи своим коллегам, что в Москве на него заведено уголовное дело.

– Это я, Олечка, зарисовал прежде всего. Первым делом. Не тревожься я все исполню, как надо. В наши края не собираешься?

– Пока нет.

– Жаль, - искренне вздохнул подполковник.

– А ты в наши?

– Тоже нет. Дороги все больше в другие места ведут - в Литву, в Польшу - там кое-какие дела образовались.
– Подполковник вновь вздохнул призывно, затяжно, вызвав у Ольги Николаевны внутри истому, у неё ослабело тело, взгляд затуманился.

Но она быстро взяла себя в руки, подполковник далеко, в пропахшем морской сыростью Калининграде, она - в Москве. Зачем зря распаляться?

Закончив разговор, Ольга Николаевна откинулась в кресле, задумчиво побарабанила пальцами по столу, затем набрала телефон старика Арнаутова.

– Выдайте этим юным героям в кавычках гонорар, - приказала она.

– Есть, Олечка Николаевна, - обрадовался Арнаутов. Повод для радости был: раз Кличевская приказывает выдать гонорар, значит, этих проштрафившихся козлов не будут наказывать. Вместе с ними из-под топора выведен и он...
– Кому по скольку выдать, Олечка Николаевна?
– спросил Арнаутов.

– Старшему - двадцать пять тысяч, напарнику - пятнадцать. Достаточно будет?

– Более чем.

– Хотя следовало бы их наказать.

Старика Арнаутова обдало холодом.

– Ну, молодые они еще, Олечка Николаевна, неопытные. Для первого раза надо простить. Договорились же.
– В голосе старика Арнаутова проклюнулись просящие нотки, и Ольга Николаевна невольно усмехнулась: не за ребят переживает дедушка... Боится, как бы и его заодно не наказали.

Кличевская решила немного проучить старика, устроить ему психологическую выволочку. Потянулась за сигаретами и произнесла совершенно чужим, вновь обдавшим старика Арнаутова морозом голосом:

– Не знаю, не знаю... Вообще-то все должны расплачиваться за свои ошибки сполна. А ходатай провинившихся в первую очередь.

Что-то душное, давящее толкнулось старику Арнаутову в грудь, он закашлялся, затем гулко сглотнул собравшуюся во рту мокроту и протянул плаксиво:

– Ну, Олечка Николаевна, не за себя же прошу...

Но просил он за себя, и это Ольга Николаевна прекрасно понимала.

А с другой стороны, Арнаутов был нужен ей... Она ещё несколько минут поиздевалась над бедным дедом, потом сменила гнев на милость.