– Выиграй вторую коробку - отдам!
– горячился средний, Давид.

– Вовка! Не затевай межнациональный скандал из-за двух конфет! Ты все равно сладкое не ешь!
– попытался уговорить приятеля Никита.

– Нет! Они проиграли мне целую коробку, а подсовывают начатую!
– уперся капитан.

– Вовка! Сейчас в морду из-за двух конфет получишь! Зачем идти на конфликт? Уступи.

Ромашкин схватил бутылку, разлил водку по стаканам, и гаркнул примеряющий тост:

– За русско-осетинскую дружбу!

Старики в знак согласия закивали головами, а злобные рожи молодых, немного смягчились. Все выпили, кроме самого молодого, Георгия, которому братья пить не позволяли. Закусили водку конфетами из открытой коробки.

– Так, где мой выигрыш?
– вновь спросил Володя насмешливо.

Громила растерянно почесал бритый затылок: открытая коробка опустела. Средний брат сердито всучил другую коробку Хлюдову.

– На бери! Пусть жопа слипнется!- возмущенно произнес Давид.
– Ах, какой жадный капитан! Кунаком назывался! Ай-яй!

– Я не жадный, а принципиальный! Играем дальше?

– Играем!
– решительно произнес громила Эдик.

Ромашкину совсем захорошело. Он налил еще водки дедам, себе и остальным игрокам, и вновь предложил выпить. Тост произнес бородач, старший из осетин:

– За нашу Советскую Армию!

– До дна!
– гаркнул Володя и залпом выпил свои полстакана. Ромашкин выцедил спиртное медленно, с отвращением, морщась.

Хлюдов усмехнулся:

– На тебя тошно смотреть! Ты словно мою кровь пьешь! Так морщишься!

– Не нравится - не смотри!
– Никита выдохнул с шумом воздух и с чувством произнес: - Эх, сейчас бы спеть!

Средний брат с готовностью начал выводить что-то зычное, гортанное, с придыханием. Деды песню подхватили. Громила сорвал с себя рубашку, и свирепо вращая зрачками глаз, пустился в пляс. Молодой Георгий, подсвистывал и что-то выкрикивал. Хлюдов принялся стучать по столику как по барабану. Звуки этого пластикового "тамтама" гулко загромыхали в вагоне. Ромашкин вначале что-то пытался красиво подпевать, а потом скинул китель и присоединился в пляске к громиле.

Песни и танцы продолжались еще около часа, но дальнейшие события, воспринимались Никитой, словно во сне, и происходили не с ним. Табачный дым, вагонная пыль, пот от разгоряченных тел, алкоголь, окончательно замутили сознание. Спертый воздух жарко натопленного вагона доконал офицеров. Каждый глоток воздуха проглатывался взахлеб, словно кисель. Все поплыло, закружилось и пропало....

Глава 10. Поход в Иран.

– Эй, офисер! Вставай! Педжен проехаль!
– прозвучал нудный и противный голос.

Никита никак не мог разомкнуть опухшие, словно многопудовые веки. Он потер их кулаками, но глаза не раскрылись. Резь, словно в них насыпали песок. А голова... По черепу будто бабахнули бревном. Тошнило. Двумя пальцами Ромашкин раскрыл правое веко, и один зрачок уставился в полумрак. Состояние было такое, как будто глаза жили отдельно от головы, а голова отдельно от остального организма. Ну, а желудок был вообще инородным телом.

– Бр-р-р! Никита попытался что-то сказать, но из разомкнувшихся губ послышался только легкий хрип.
– Х-х-р-р.

Ромашкин схватил стоящий на столике стакан и выпил содержимое до дна. К сожалению в нем был не ром и не пиво, а обыкновенная теплая кипяченая вода. Но язык в результате язык сумел зашевелиться, и появилась возможность издавать нечленораздельные звуки.

– Воха! Хлюдов! На выход! Вовка!
– промямлил Ромашкин.

Капитан приподнял голову со смятой фуражки-аэродрома и тупо уставился на Никиту:

– Ты хто?

– Я? Ромашкин! Ты что, совсем сбрендил? А ты тогда кто?

Хлюдов посмотрел мутным невидящим взором по сторонам, обвел еще раз пространство вагона глазами и спросил.

– А действительно кто я? Где я?

– Если мне не изменяет память ты Володя Хлюдов. Капитан Советской Армии. И сейчас мы в общем вагоне зачуханного пассажирского поезда, который движется с тихой скоростью, в какую- то задницу!

– Интересная мысль!
– хмыкнул Хлюдов и отхлебнул с десяток глотков воды из бутылки.
– Уф-ф! А где это относительно Вселенной? И кто мы как частица природы? Гуманоиды? Люди?

– Люди! Человеки! Вставай горький пьяница. Наша станция на горизонте. Не философствуй!