Но ретироваться было уже поздно. Из камышей выскочили три огромные псины, и с хриплым лаем бросились на перерез.

– Ну, все, прощай молодость! Поминай, как звали!
– воскликнул Хлюдов обреченно.
– Сейчас сожрут, заразы! Уйди, уйди не тронь красного командира скотина! Никита только не беги! Побежим, точно разорвут!

– Не брызгай на меня слюной сволочь!
– прорычал лейтенант в ответ оскалившей пасть собаке.
– До чего не люблю псов! Особенно таких большущих волкодавов!

Собачки встали полукругом и рычали, не предпринимая к счастью более никаких действий. На ближайшем бугре появилась фигура человека с винтовкой:

– Тохта (стой)! Эй бача (эй мужик)! Буру(иди)!
– прокричал вооруженный абориген, и что-то еще проговорил зверюгам быстрое и непонятное.

– Если пограничник, то не наш, перс!
– удрученно вымолвил Хлюдов. Какой кошмар! Если мы в Иране будет большой скандал! Батю из газового министерства выгонят! Турнут в шею из-за меня непутевого сыночка...

– Какое к дьяволу министерство! Не повесили б, как шпионов! Эй, не стреляй! Мы заблудились! Мы советские офицеры!
– громко прокричал Никита и поднял повыше руки.
– Мы не вооружены! Не стреляй и убери собак!

– Чего ты разорался?
– прошипел Хлюдов.
– Он ведь, все одно, что марсианин. По-русски, наверное, не бельмеса. Его бы по-английски спросить. Вспоминай то, что в школе учил.

– Чего ему сказать? "Дую спик инглиш"? "Шпрехен зи дойч"?

– Нет, что-нибудь другое: мол, не стреляй, заблудились...

– Я то скажу, а по- каковски?
– взвыл от злости Никита.

– Эй, офисер! Ходи сюда. Не бойся. Моя стрелять не будет!
– ответили фигура на ломаном русском.

Человек свистнул собачкам, и те быстро убежали к нему.

– Слава, тебе, яйца!
– выдохнул с облегчением Хлюдов.
– Не за границей, кажись. Чую, мы дома! Интересно, что это за юный друг пограничников? Кто он такой?

Офицеры, не спеша и опасливо, подошли к вооруженному аборигену и поздоровались:

– Салам!
– радостно произнес Никита.

– Салам алейкум!
– изобразил счастье на лице и в голосе Хлюдов.

Туркмен ответил громко и радостно:

– Здравствуйте, товарищи офицеры! Я такой рад, что ко мне зашла живая человек. Год почти никого не вижу, редко гости бывают. Я местный чабан, Абдулло.

– О, это просто пастух! Ковбой! Гаучо!
– обрадовался Хлюдов и в восторге толкнул локтем в бок Ромашкина.
– Ура! Мы спасены!

Молодой чабан протянул руки для рукопожатия. Обменявшись приветствиями, офицеры замялись в нерешительности. Ситуация довольно глупая. Пьяные, пропыленные, усталые и черт знает, где находятся. Как объяснить этому туркмену, почему сюда забрели? И действительно, далеко -ли граница! И тут Володю спьяну понесло на всякий бред:

– О, ты, наверное, лидер местных повстанцев, да?

– Кто, я?
– искренне удивился чабан.
– Я год назад был солдат. Стройбат. Служил в Горьком. Какой хороший город! Какие замечательные девушки! Я их так любил!

– О, земляк, - заорал громким пронзительным голосом Хлюдов.
– И я оттуда родом!

Ромашкин удивленно уставился на капитана. (Земляк???)

– Я с Волги, только верхней части! (Ну, в принципе, да, Москва-река, приток Волги). Меня Владимиром зовут, а этот мой попутчик, Никита.

– Очень рад гостям! Я хотеть остаться в России, жениться, там калым не нужен. Но отец вызвал домой. Я не поехаль, так он со старшим братом прибыль, и увез. Вот загналь сюда, овца пасти. Людей не вижу, газэт нэ читаю, телевизор нэт! Рюсский язык забываю. Я так вам рад. Пойдемте, шурпой накормлю!

Туркмен махнул палкой на бегающих вокруг свирепого вида собак и отогнал их прочь. Невдалеке виднелась кошара и загон для овец. Рядом стоял низенький глинобитный домик, пастушья избушка. Ни одного даже чахлого деревца, только полынь, колючки и камыши. Убого, но все же жилье...

– Так ты что тут один живешь?
– спросил Володя, оглядываясь в саманном закутке.

– Почему один? Собаки, овцы, - не согласился туркмен.

– Э-э, с овцой что-ли спишь? А где ханум?
– перебил его шуткой повеселевший капитан.

– На ханум деньги зарабатываю. Пять овец мои, ягнят выращу, будет десять. Потом еще расплодятся, не понял иронии чабан.

– А сколько надо-то?
– вновь поинтересовался насмешливо Хлюдов.
– Много предстоит сделать ягнят?

– Если некрасивая жена - двадцать пять баранов. Если красивая пятьдесят, а красивая и работящая сто.