Шрифт:
– Вы уже до того дошли, что отнимаете у нас наших жен?
– Рука Кямилова, державшая смятый платок, задрожала.
Вахидов повторил пословицу, которую уже вспоминал сегодня:
– Когда верблюд пляшет, начинает валить снег.
– И добавил: - Каждый выбирает себе пару по вкусу.
– Может быть, вы и меня привлечете к ответственности? Может быть, я украл в детском саду простынку или чайную ложку?
– Если такое обнаружилось бы, вы отвечали бы так же, как и любой другой гражданин. Думаю, что злоупотребления в детском саду более серьезны, чем пропажа простынки или чайной ложки...
– Ну что ж, пускай... пусть будет по-вашему!
– язык Кямилова заплетался.
– Вы хотите оклеветать меня? Если после стольких лет работы в этом районе я ухожу с такими обвинениями, посмотрим, с какими обвинениями уйдете вы через годик.
Он встал, оперся руками о стол и крикнул хриплым голосом:
– Мы тоже немало боролись, воевали за эту жизнь, за этот строй! Немало здоровья отдали!
– Кямилов сверлил, испепелял Мехмана своим взглядом.
– Ты, парень, только цыпленок, недавно вылупившийся из яйца, а надуваешься, хочешь разбухнуть, чтобы стать в моих глазах драконом. Разве так можно? Разве так делают? Не вызвали, не поговорили один на один, а просто росчерком пера отозвали человека, который долгие годы, как Фархад, долбил скалы киркой!
– Долгие годы вы забавлялись, играя законом, как мячиком. Не легко вам теперь будет выйти из этой игры!
– запальчиво сказал Мехман,
– А что я делал плохого, скажи, пожалуйста?
– воскликнул Кямилов. Грабил на большой дороге или почту похитил?
– Вы слишком часто действовали не по закону! И это стало, наконец, известно вышестоящим органам.
– Но почему эти органы не спросили у меня, так ли было дело?
– Когда документы не вызывают сомнений, - не к чему спрашивать.
– Так, значит, это твоя работа? Кто же это повлиял на тебя? Кто научил тебя вырыть яму, чтобы свалить старика. По возрасту я гожусь тебе в отцы!
– Никто меня не учил, и я никому не рыл яму! Я только выполнил свой долг, ни больше, ни меньше!
– А товарищ Вахидов? Согласен ли он с тобой? Он же серьезный руководитель, мужчина, - залепетал Кямилов. Он готов был молить о помощи, просить Вахидова простить все грубые выходки. Страх, растерянность овладели этим, еще недавно самоуверенным, человеком.
– Райком партии - это штаб! Может быть, штаб меня помилует. Есть же коллегиальность. Пусть я старый человек, но я, не забывайте об этом, работник этого штаба... Товарищ Вахидов, что же это такое? Мардан!
Я прошу извинения, если я не так говорю...
– Кямилов почти простонал Воды! Стакан воды!
Вахидов налил из графина воды и протянул стакан Кямилову. Тот жадно выпил.
– Еще стакан. Прошу...
Вахидов налил еще. Кямилов осушил и этот стакан и опять повернулся к Мехману.
– Когда речь идет о таких, как вы, прокурорах, я могу и вас, и подобных вам растоптать! Что для верблюда легкий укол иголкой!
– Но вам не придется ни топтать нас, ни терпеть уколы иголкой. Вы будете отвечать за искажение советских законов.
– Видите, товарищ Вахидов, слышите?
– воскликнул Кямилов.
– Смотрите, как этот парень беспощадно кидается на старика, годного ему в отцы...
Вахидов решил пресечь все попытки Кямилова найти лазейку.
– Я считаю, что товарищ Мехман прав, - твердо сказал он.
– А мы? Мы, дробившие, как Фархады, мозолистыми руками горы и скалы, неправы?
– Я не узнаю вас, Кямилов!
– Но если я признаю свои ошибки и собственной рукой изменю свои ошибочные решения. Что тогда?
Вахидов сказал с горечью:
– Я долго надеялся на это, Кямилов. Но, как видно, горбатого могила исправит...
– А если я совершенно сдамся, целиком, руки подниму вверх, тогда как? Ведь я, Мардан, все-таки не горбатый.
– Мы не можем простить расхищение десятков тысяч рублей!
– А в чем мое преступление? Какое я отношение имею к детсаду?
– Вместе с Заррнитач вы развеяли по ветру сто тысяч рублей государственных денег! Веселые пиршества стоят денег...
– Какое же гигантское предприятие этот детсад, что я проглотил из его кассы сто тысяч рублей, а?
– Ровно сто тысяч рублей в течение трех лет. А пятьдесят тысяч вы незаконным путем перевели детсаду из бюджета райисполкома.
– Значит, вы и это довели до сведения вышестоящих органов?
– Нет, я довел до их сведения только ваши незаконные решения о Саламатове и других.
– Я даже не знаю, как пятьдесят тысяч рублей перепрыгнули из исполкома в детский сад, - растерянно произнес Кямилов.
– Об этом мы особо спросим у гражданина Кямилова.
– Выходит, я злостный преступник?! Дожил...
– Странно захохотав, Кямилов направился к двери.
– Бейте лежачего, стукните его топором... Но я тоже, хоть в последний час, хоть испуская последнее дыхание, отомщу за себя...