– Это действительно так?

Картер наградил его недоуменным взглядом.

– Джим, иногда вы говорите, как какой-нибудь персонаж Тэккерея. Это действительно так. Во всяком случае, кто-то нам написал.

– О чем?

Картер вынул сложенный лист из кармана. Ларкин нерешительно протянул руку.

– Это всего лишь копия. Я перепечатал письмо. Оригинал уже в полиции.

Ларкин прочитал вслух:

"Хорошие репортажи, ребята. Получше работайте с фотографиями. В выходные опять что-нибудь произойдет, так что точите карандаши."

Он поднял глаза.

– Текст был напечатан?

– Да, на переносной пишущей машинке, как полагают. Без даты, подписи и обратного адреса, - Картер сделал паузу.
– На простой бумаге.

– А конверт?

– Стандартный.

– Кому адресовали?

– Мне.

– Вам лично?

– Нет. Репортеру уголовной хроники.

– Почтовый штемпель?

– Вчерашнее число. Здесь, в городе.

Ларкин перечитал текст ещё раз.

– Вчера? Как мог он знать тогда про наши репортажи?

– Вероятно, хватило ума предвидеть.

Ларкин скривил рот.

– Чертовщина какая-то. Но хлестко вышло насчет фотографий. Это пойдет в газету?

– Это зависит от Хатчета - и его успехов.

– Что он хочет предпринять? Ищет отпечатки пальцев?

– Он должен четко следовать инструкции.

Ларкин широко раскрыл глаза.

– Вы воспринимаете это так серьезно?

– А почему бы нет?

– Да автор наверняка какой-нибудь псих!

– Других вариантов не осталось, - вздохнул Картер.
– Собственно, в конверте было не только письмо.

– А что еще?

– Мизинец.

– Господи Боже!

Ларкин поднял кружку с пивом. Спустя некоторое время он сказал:

– Вот почему Смат так побледнел!

– Он помчался в сортир.

– Алан ничего не сказал.

– Шеф ему запретил. Он позвонил Хатчету, который взял ноги в руки, как он это мило называет, чтобы посмотреть на косвенную улику. Следующие 48 часов все эксперты будут стоять на ушах.

– И если при этом что-то выясниться...

– Я в это уже не верю.

Перед пресс-клубом Картер посмотрел на часы.

– Мне снова нужно к Хатчету. Вам не стоит идти со мной, Джим. У вас и так наверняка полно работы.

– Да, - Ларкин ощутил, как возбуждение спадает.
– Мне нужно написать статью о двух юношах, которые в молочном фургоне переправились через Альпы.

Банти была в редакции одна. Ее пальцы мелькали над клавишами. Когда Джим сел за свой стол и уставился на лист бумаги, она обернулась.

– Вы уже знаете, что было в конверте?

Он помедлил.

– Лесли мне рассказал.

– Что вы об этом думаете?

– Что я думаю?
– он попытался сформулировать свои впечатления.
– Это отвратительно.

Она несколько мгновений его разглядывала, прежде чем снова склониться над клавиатурой.

Некоторое время его занимали юные покорители Альп. Но ломая голову в поисках нужных слов, он невольно думал о шелковистых волосах, спадавших на узкие плечи. Один раз она встала, чтобы выключить свет.

Ларкин перечитал свой текст и, зевая, засунул его в стол. Потом собрал бумаги. Вешалки для одежды располагались рядом с дверью. По пути он обогнул стол, который с грохотом сдвинулся с места. Когда он одевал пальто, упал зонтик. Он поднял его, повесил на локоть и занялся пуговицами на пальто. Машинка позади него умолкла.

– Вы идете ужинать?

– Да, как раз собирался.

– Подождите, я с вами. Мой желудок уже ссохся в кулачок.

– Ну, с этим нужно что-то делать.

Он постоял возле черной доски, читая объявления Смата, шефа и ещё кого-то, подписавшегося "Хак".

Неожиданно рядом с ним появилась Банти. Она убрала волосы со лба.

– Ах, - вздохнул он.

Она не отреагировала. Когда они спускались по лестнице, Джим размышлял об этом, но на неё не рассердился. Перед дверью на улицу он отступил в сторону. Она тоже остановилась и посмотрела на него. Раздосадованный, он прошел вперед.

Официантка в "Лантерне" приветствовала его ослепительной улыбкой. Он почувствовал себя лучше. Столик у окна был свободен; его настроение поднялось ещё больше. Но путь им перешла какая-то парочка. Официантка покачала головой, сердито скривив рот.

– Сюда, сэр.

Пришлось сесть за колонной. Через стол Ларкин посмотрел на Банти. Та надулась, как капризный ребенок.

– Вы не хотите снять куртку?

Банти расстегнула молнию, так что стала видна её одежда: ядовито-зеленый свитер с беспорядочно разбросанными оранжевыми вспышками, из которого торчала тонкая детская шея.