Реальностью были шелковистые, блестящие волосы, окружавшие его лицо, запах кожи и шерсти. Прилив воздуха, теплая, нежная кожа под его прикосновением. Что вызывало чувство наслаждения? Он, усомнившись, попытался вспомнить. Были вещи, о которых он забыл. Важно ли это? Но было ли сейчас хоть что-то важно?

Теперь он смотрел только на её волосы. Неукротимый прилив иссиня-черной лавы.

Он вдруг заметил, как забилось его сердце. Три быстрых, четвертый прицельный удар под ребро, потом все сначала. Оцепенение в голове. Удары, головокружение - и тишина снаружи.

Ее тело обмякло.

Мгновение он был обеспокоен. Двумя пальцами, за подбородок, поднял её лицо. Ее глаза были закрыты. Она, казалось, не дышала, хоть губы были приоткрыты.

– Банти, - позвал он, - скажи мне, что я сделал.

Голос, который ему ответил, он узнал с трудом.

– Ты сам прекрасно знаешь...

Несколько секунд Джим размышлял над её словами. Он не был уверен, что знает. И знал тем меньше, чем больше проходило времени. Зато хотел знать все настойчивее. Может, это был лишь ободряющий знак, которого следовало держаться? Неплохо для начала.

Много позже она сказала, с трудом переводя дыхание:

– Это было не так уж старомодно.

Ему опять пришлось обдумать это замечание.

– С прежних времен не так уж много в этом изменилось.

Ее хихиканье заставило их обоих вздрогнуть.

– Что за прежние времена ты имеешь в виду?

Ее лицо с ожиданием поднялось к нему. Мимоходом он подумал о Брюсе, Картере и Эшборн Эстейт, о нетерпеливом взгляде, которым Смат смотрит на телефон, отбросил все это и притянул её к себе.

Спустя ещё одну вечность до него долетело как эхо:

– Так хорошо...

– Что именно?

– Быть так близко.

– Это чувство взаимно.

– Надеюсь.

Телефонный звонок рядом у локтя Ларкина взорвал тишину. Испуг отбросил по стенам. Звон парализовал. Джим потянулся к трубке.

– Алло? Да?
– у него сел голос.

– Это ты, Альберт?

– Это Джим. Нет... Альберт?

– Кто это?

– С кем вы хотите поговорить?

– Просто контрольный звонок. У вас все в порядке?

– В лучшем виде. Лучше просто не может быть. А как у вас?

– Оживленно. Не сдавайтесь. Главное - не терять присутствия духа.

– Я бы сказал, вы с этим немного опоздали, - он прислушался к тишине.
– Ну, до скорого, - и повесил трубку.
– Кто-то хотел поговорить с Альбертом, - сказал он и снова повернулся к ней.

Они сидели в машине, Банти курила.

– Я не могу работать дальше.

– Но мы должны. Мы не можем бросить их в беде.

– Я знаю. Ах, черт, это все испортило.

– Мне очень жаль.

– Да я шучу. Я хочу, чтобы ты был со мной. Почему ты не можешь взбунтоваться?

– Я думаю, что смог бы, если бы попробовал.

– Лучше не надо. Продолжай дальше. У тебя это просто потрясающе выходит.

– Иногда ты немного сбиваешь меня с толку.

– Я сама удивляюсь. Это твоя вина.

Его левая рука сжимала её правую. Она мечтательно пустила дым в ветровое стекло.

– Это так здорово, говорить чепуху и смеяться.

– Когда это было не здорово?

Она повернулась к нему. Пепел упал на обивку.

– Есть люди, с которыми нельзя смеяться. Ничему не радуешься, ни от чего не получаешь удовольствия. Все уже видено, все давно наскучило, от мира одна усталость.

– Почему нужно в это погружаться?

– Кто погружается? Я выбираюсь из этого. Я оставляю это позади себя. Как больной, просыпающийся после наркоза, - она смотрела в сторону, потом снова взглянула на него.
– С тобой тоже так? Джим, я знаю про Венди.

– Да? Откуда?

К своему удивлению он обнаружил, что это все ещё причиняло ему боль.

– Лес мне сказал. По секрету, - она помолчала.
– Я его спрашивала. Я хотела побольше о тебе знать. Я это из него вытащила.

– Гм...

– Он сказал, ты рассказал это им с женой, когда у них ужинал. Он мне это сказал, потому что заметил...

– Да, - Джим крепче её обнял.
– Хорошо, что ты знаешь. Скажи... что ты об этом думаешь?

– Я думаю, тобой просто играли.

– Два года - недолгий срок.