Раткевич Элеонора Генриховна
Шрифт:
– Это если они не перепугаются насмерть.– Иргитер все же не был готов смириться с поражением - и от кого! От зеленого мальчишки, сопляка, челядинца!
– Если у людей за спиной голод, а впереди огонь, они шагнут в огонь, отрезал Алани.
Госпожа ректор смотрела на дерзкого студента так пристально и неотрывно, будто он без подготовки сдавал в присутствии самых строгих профессоров Арамейля невероятно важный экзамен. Сдавал... или... или уже сдал?
– К тому же надо абсолютно не понимать основного закона любой магии, чтобы предложить к обсуждению подобную... идею.– Все же Алани удалось обуздать свою юношескую запальчивость, и он сумел заменить в последний момент роковое слово "мерзость" другим, нейтральным.
– Какой еще закон?– едва не взвыл Иргитер.
– Навряд ли он представляет интерес для вашего величества, - улыбнулся Алани, овладев собой вполне.– Вы ведь не маг, и даже пытаться не станете. У вашего величества есть куда более насущные заботы, истинно королевские.
А вот это - чистейшей воды дерзость, между прочим! Вежливое хамство под маской комплимента. Иргитер все-таки редкостный болван - надо же принять эти слова за чистую монету. Ишь как плечи-то расправил! Лерметт подавил ухмылку. Непременно следует после совета устроить Алани выволочку: нельзя все-таки настолько откровенно нахальничать. Иргитер не понял - а кто другой может оказаться и сообразительнее. Хотя догадаться, с чего вдруг Алани так вызверился, проще простого, и винить его за небывалую дерзость нельзя. Лерметт и сам с трудом удерживается.
– Хорошо, студент, - произнесла бабушка Илмеррана, соединив кончики пальцев обеих рук.– Благодарю. Довольно.
Алани побледнел, но не от ужаса - от счастья. При всем своем невыносимом занудстве гномы - народ чудовищно темпераментный. Но даже самый бешеный темперамент не может заставить ректора Арамейльского университета самозабвенно аплодировать - разве что сомкнуть кончики пальцев. О высшей похвале студент и мечтать не смеет.
Впрочем, разве эти беззвучные аплодисменты им не заслужены? Найти аргументы, способные пробить бычий череп Иргитера - само по себе достижение, а уж вспомнить в пылу спора основной закон магии - настолько основной, что о нем обычно и не вспоминают - похвально тем более. Лерметт, хотя и не собирался сменить ремесло короля на более спокойное ремесло мага, закон этот знал. Живое существо, а уж тем более человека, с помощью магии можно захватить, превратить, поработить - только не убить. Если только ты не самоубийца. Отнимая чужую жизнь при посредстве магии, неизбежно платишься собственной. Пусть и не целиком, пусть только какой-то ее частицей - но эта частица невозвратима. Никакое волшебство не вернет магу-убийце утраченную часть силы и непрожитые годы. Даже самого сильномогучего мага хватит едва ли на десяток магических убийств, да и то сомнительно. Вот поэтому любой черный маг предпочитает яд, кинжал и прочие, куда более тривиальные способы избавляться от неугодных. Конечно, жертву можно предварительно околдовать, обездвижить - не только можно, но и желательно - а вот убивать ее придется все-таки вручную. Вот почему предложение Иргитера не только гнусная пакость, но еще и редкостная бессмыслица. Едва только огненная стена поглотит первую жертву, она станет магическим орудием убийства, а ее создатели - убийцами. Маги, воздвигшие ее, умрут прежде, чем счет их жертв превысит семерых погибших на одного мага. А вот тогда от всех остальных, как верно заметил Алани, пощады не получит никто.
– Полагаю, - изрек Лерметт, взглядом веля Алани умолкнуть и склониться над своим пергаментом, словно бы ничего и не было сказано, - теперь мы можем приступить к дальнейшему обсуждению.
– Тем более что стена, - сдержанно произнес Сейгден, - даже и огненная, не удержит пустыню.
– Лик мира меняется, - тихо произнес Лерметт, - хотим мы того или нет, и запретить это не в нашей власти. Но вот улыбнется он нам или скорчит жуткую рожу - зависит от нас.
Глава 5
Молочный час
Эннеари уже привык к тому, что утро в Найлиссе начинается с Алани. Но сегодняшнее утро началось с Лерметта. Когда Арьен еще затемно (как и всегда) вышел в Гостиную Гобеленов, Лерметт уже был там - аккуратно, волосок к волоску причесанный, тщательно одетый, еще источающий запах свежей воды после утреннего умывания. Лицо его в свете одинокой свечи показалось эльфу непривычно утомленным - слишком уж резкие тени залегли в складках губ и возле крыльев носа.
– Рано ты сегодня поднялся, - не скрывая удивления, заметил Эннеари.
– А я и не ложился, - возразил Лерметт.
Нет, не показалось - и свеча тут совершенно не при чем!
– Послушай, - помолчав, осведомился Лерметт, - я давно тебя спросить хотел, да как-то не получалось. Эльфы любят молоко?
Эннеари моргнул от неожиданности.
– Эльфы очень любят молоко, - горячо заверил он и широко улыбнулся.
Еще бы! Для эльфов, так долго запертых в своей Долине, молоко было диковинкой - не меньшей, чем пестрый ворох осенних листьев. Вырвавшись, наконец, в Луговину и распробовав белый напиток, многие эльфы - особенно те, кто помоложе - так пристрастились к диковинному питью, что и за уши не оттащишь. Неугомонную троицу - Ниеста, Аркье и Лэккеана - в Луговине беззлобно прозвали котятами, и ведь недаром. Даже и у Арьена при одном только слове "молоко" невольно возникает на устах эта мечтательная улыбка.
– Тогда зови остальных, - молвил Лерметт, - и пойдем.
– Куда?– не понял Эннеари.
– Молоко пить, - усмехнулся Лерметт, - а ты как думал?
Лицо его было непривычно неулыбчивым, и дружеская усмешка выглядела на нем странной, почти чужой.
Непонятная затея короля вызвала одно только оживление. Вопросов вышколенные Арьеном ради посольства эльфы не задавали. Кто их знает, этих королей... может, это у них обычай такой - пить молоко до свету, да еще при этом куда-то за ним ходить? Или это не королевский обычай, а во всем Найлиссе так заведено? Спрашивать, во всяком случае, эльфы поостереглись. Никогда не знаешь, какой вопрос покажется людям чудовищной обидой. Ну, Лерметт, скорее всего, не обидится, а разъяснит терпеливо - но вот Арьен потом наверняка отчитает за неуместные вопросы. Вот же приладился нотации читать - можно подумать, он не эльф, а гном! Нет, лучше Лерметта расспросить потом, позже, тихомолком, когда несносный Арьен отвернется.
А Эннеари и подавно не задавал вопросов. И без них ясно, что у Лерметта тяжесть на душе... а вот какая - лучше покуда не спрашивать. Если кто-то оказал тебе честь, назвав своим другом, права лезть в душу он тебе тем самым не давал. Раз Лерметт не рассказывает сам - значит, не хочет... или не может. Ничего, вот прогуляется по найлисским улицам, молока попьет, авось да и разговорится.
– Пойдем не через парк, - предупредил Лерметт, - а через главный вход. Так будет ближе.
Можно через главный вход, отчего бы и нет? Да через любой - лишь бы с лица Лерметта исчезло это непривычное, чужое выражение. И неважно, что для этого придется делать - молоко пить или на голове ходить... через главный вход, разумеется.