– Плотник сейчас на баке, так что ты можешь спокойно посидеть со мной.

Через иллюминаторы Руди видит, как из маленькой трубы рядом с большой дымовой выпускают пар. Через марлю, прикрывающую дверь, проникают мелкие капли воды.

– Будто дождь моросит, - говорит Руди.

Боцман улыбается, открывает ящик и достает из него нож с очень странной резной рукояткой.

– Это крис - малайский кинжал.

Руди с видом знатока пробует лезвие и разочарованно замечает:

– Не острый совсем!

– Я его нарочно притупил немного, чтоб беды не случилось. А когда он ко мне попал, им бриться можно было.

Руди нюхает рукоятку.

– На Суматре это было, - добавляет Иогансен.
– А вот это - из Торресова пролива.
– И боцман показывает Руди коралл.

– Будто веточка!
– Глаза Руди светятся, когда он смотрит на коралл.
– Вы сами его со дна достали, да?

Боцман Иогансен смеется:

– Нет, мне его малаец один подарил.

Боцман вынимает из коробки целую горсть ракушек и камней, переливающихся разными цветами. Руди так растерялся, что даже не знает, с чего ему начать. В руках у него огромный зуб.

– Это акулий, да?
– спрашивает он.

– У-гу! Но таких у нее в пасти не перечесть, да еще в несколько рядов. До чего же гнусная тварь!

Руди спрашивает и спрашивает. Хочется знать все. От волнения делается жарко. Как здорово было бы забрать к себе в каюту все эти прекрасные вещи! Эх, нет сейчас здесь Куделька!

С мостика доносятся удары склянок. Руди прислушивается. Два двойных удара и еще удар.

– Полчаса у тебя есть еще, - говорит Иогансен.
– Вот у меня еще кое-что, позанятнее!

Боцман прячет все чудеса, затем достает из ящика стола коробку от сигар и медленно открывает ее. Там лежит что-то завернутое в папиросную бумагу. Руди сгорает от любопытства. Ему так хочется помочь боцману поскорее развернуть диковинку. Вот наконец боцман торжественно вынимает из коробки маленькую лодку и бережно кладет ее Руди на ладонь.

– О-ох!
– стонет юнга, рассматривая крохотную лодочку, вырезанную из цельного куска слоновой кости. В ней стоят восемнадцать гребцов, и у каждого по веслу в руках.

А на корме виден во весь рост человек с копьем.

– Три года назад мы стояли в Буба. Это был мой последний рейс в Африку. Я плавал тогда на "Габоне". Буба находится в португальской Гвинее. Вот здесь!
– И боцман Иогансен показывает точку на карте Африки, которую он разложил на столе. Стоя позади юнги, он наклоняется над ним.
– Вот здесь, на западном побережье, между 11 и 12 градусами северной широты, где мой палец, - это острова Бисагуш. Там мы высадили экспедицию. О тамошнем местном населении мало что известно.

Руди рассматривает маленькие островки у Африканского побережья, и в воображении его возникают удивительные картины: горят костры, какие-то люди в масках ударяют в огромные барабаны.

– Ну, так вот, - продолжает тем временем боцман, - каждый день к нам подплывали африканцы на долбленках. Они привозили фрукты и просили за них табак, хлеб, сахар и - главное - соль. Соли там мало. И у одного из них не было ничего, кроме вот этой долбленочки, завернутой в старую тряпочку. Надо сказать, что почти все негры там занимаются резьбой.

Руди снова смотрит на лодочку. Какая это тонкая работа! Даже пальцы гребцов намечены. А копье у человека на корме тоньше иголки!

– Он за нее денег просил - десять шиллингов. Это шесть марок.
– Иогансен перехватывает удивленный взгляд Руди. Да, да, шесть марок. Буфетчик хотел дать ему бутылку водки. Водка ведь на корабле дешевая. А плотник предложил три пачки табаку. У всех тогда аппетит разгорелся на эту лодочку, но денег ни у кого уже не было. Я тоже стоял на палубе. Но у меня в кармане была бумажка в фунт стерлингов. Мне тоже очень хотелось приобрести лодочку, но негр ведь не мог дать мне сдачи.

– А как же она у вас все-таки очутилась?

– Погоди, не торопись! Вышел и наш капитан. Он всегда ругался, когда африканцы приставали к нашему борту, но, увидев резную лодчонку, тоже захотел ее приобрести.

Очевидно, десять шиллингов показалось ему много, и он предложил тоже водки. Но негру нужны были деньги. "Тен силлинг!" - все кричал он. Тогда наш Старик предложил сначала пять и постепенно дошел до восьми, но негр все не соглашался и все кричал: "Тен силлинг". На палубе собралась почти вся команда; негры на соседних лодках кричали, поддерживая своего товарища. Старик наш покраснел - уж очень он злился, что негр не сбавляет цену. Деньги-то у Старика были. Ему ведь от пароходства сверх зарплаты три марки в день положено на представительство, вернее сказать - на пропой. Два дня - вот и лодочка. Тут меня зло разобрало. Я помахал негру и бросил ему вниз конец. К нему-то он и привязал сверточек. А я взял кусок шлака, завернул свой фунт вместе с ним в бумагу и бросил прямо в долбленку. Ну, когда я поднял эту лодочку, Старик чуть с ума не сошел от зависти. А негр долго еще махал кредиткой и чуть не плясал в своей лодке от радости.