– Рад слышать, что вы так думаете, потому что меня это тревожило. Должно быть, я прибыл из более позднего отрезка времени, чем остальные. Видите ли, я проживал в мире, брошенном человечеством.

– Как это брошенном?

– Ну да, все отправились на иные планеты, кружащиеся вокруг других звезд. Далеко в космос, даже не знаю, насколько далеко. Земля, моя Земля, просто износилась. Окружающая среда была разрушена, естественные ресурсы исчерпались. Их остатки ушли на то, чтобы построить корабли, которые забрали человечество в космос. Они покинули ее разоренной и загаженной...

– Но ведь кое-кто из людей остался! Пусть и очень немногие, как ты сказал.

– Да, люди остались: ни то, ни се, полнейшие невежды, ничтожные неудачники, никчемные идиоты. Словом те, кто ничем не мог оправдать свое пребывание на корабле. Остались и роботы: безнадежное старье, просто ненужный хлам, каким-то чудом избежавший отправки на свалку. Невежд - и людей, и роботов - оставили, а остальные - умные и талантливые люди, совершенные роботы - отправились прочь с Земли на поиски новой достойной жизни. А мы, отбросы тысячелетий эволюции, остались влачить свое жалкое существование, как умеем и можем. И мы, покинутые роботы, веками делали для оставленных людей все, что в наших силах. Мы проиграли. Мы проигрывали на протяжение столетий. За эти годы потомки ничтожных людишек, не удостоившихся права лететь с остальными, не развились ни в интеллектуальном, ни в моральном отношении. Порой, правда, мелькал проблеск надежды: два-три поколения казались многообещающими, но эти обещания бесследно тонули в трясине плохой наследственности. В конце концов я вынужден был признаться себе, что люди эволюционируют вниз, а не вверх, что всем надеждам конец. С каждым поколением они становились все более мерзкими, более жестокими, более никчемными.

– И вы оказались в плену, - подсказал Лэнсинг.
– В плену у собственной преданности своим людям.

– Можно сказать и так, - задумчиво согласился Юргенс.
– Вы поняли. В самом деле, мы оказались в плену. Мы по-прежнему чувствовали, что обязаны продолжать, ибо должны отдавать этим дегенерирующим существам все лучшее, на что способны, но этого всегда будет мало.

– И теперь, вырвавшись из той обстановки, ты вдруг ощутил себя свободным.

– Именно свободным. Я еще никогда не был так свободен. Наконец-то я принадлежу только себе. А что, разве это плохо?

– По-моему, в этом нет ничего плохого. Просто ты завершил неприятную работу.

– Послушайте, вы говорили, что мы не знаем ни того, где находимся, ни того, что должны сделать. Но ведь я по крайней мере могу начать с чистого листа, начать жить заново.

– И среди людей, которые тебе рады.

– Не уверен. Пастору нет до меня никакого дела.

– Забудем о Пасторе. Лично я рад, что ты с нами. Мы все этому рады - разве что за исключением Пастора. Да и то, он еще под вопросом. Не забывай, что именно Пастор поспешил вынести тебя на дорогу, когда ты были поврежден. Но факт остается фактом - он просто религиозный фанатик.

– Я еще себя покажу, - пообещал Юргенс.
– Я себя так покажу, что даже Пастор вынужден будет признать меня.

– И для чего ж ты тогда ринулся к стене? Пытался показать себя?

– В тот момент я об этом еще не думал. Я просто считал, что есть дело, которое надо выполнить, и я обязан его сделать. Но не исключено, что я пытался доказать...

– Юргенс, это было весьма глупо с твоей стороны. Обещай больше не лезть на рожон.

– Попытаюсь. Вы только скажите, когда я лезу на рожон.

– В следующий раз, - заявил Лэнсинг, - я просто огрею тебя чем под руку подвернется.

– Валяйте сюда!
– крикнул Лэнсингу Генерал.
– Ужин готов!

Ленсинг встал.

– Не хочешь ли пройти со мной?
– пригласил он робота.
– Чтобы побыть со всеми. Можешь опереться на меня, я тебя доведу.

– Пожалуй, нет. Мне надо пораскинуть умом в одиночестве.

10

Лэнсинг обстругивал срезанную рогатину, чтобы сделать Юргенсу костыль.

Пастор встал со своего места, подбросил в костер немного дров и поинтересовался:

– А где Генерал?

– Отправился за Юргенсом, - объяснила Мэри.

– К чему? Почему нельзя было оставить его на месте?

– Потому что так нельзя. Юргенс должен быть здесь, вместе с нами.

Пастор промолчал и уселся на свое место.

Сандра обошла костер и остановилась около Мэри.

– В темноте кто-то рыскает, - сказала она.
– Я слышала сопение.

– Наверно, это Генерал. Он отправился за Юргенсом.

– Это не Генерал. Оно ходит на четырех ногах. И Генерал не сопит.

– Какой-нибудь зверек, - предположил Лэнсинг, отрываясь от работы.
– Они всегда шныряют неподалеку от костров. Их толкает любопытство: надо же узнать, что там творится - а может, рыскает в поисках чегонибудь съестного.

– Меня это беспокоит, - призналась Сандра.

– Да у всех у нас нервы натянуты, - сказала ей Мэри.
– Этот куб...

– Давайте пока забудем о кубе, - предложил Лэнсинг.
– Утром мы осмотрим его повнимательнее.

– Лично я не стану осматривать его повнимательнее, - заявил Пастор.
– Это порождение зла.