– Сашок вот тоже, - начал Паша и застыдился: разве можно лезть в это со стороны, когда здесь живые раны, язвы? Но он догадывался - Виктория Федоровна хочет говорить об этом.

– Не сравнивай, - оборвала его тетя Нюра (она вот не сомневается, что о болезни нужно и должно говорить), - то дитё. Оно без разума, но в радости. А Жанна - в злобе. Помню, кликуша у нас была - умерла давно, сразу после войны, - жутко так стонала и вопила, головой, помню, билась и на мать родную кидалась.

– Эти глаза мрачные, и даже откуда-то хитрость в чертах, будто замыслила что-то. Лукавство мелькнет. Больше всего боюсь, что Ника на меня такими глазами поглядит. Ее ведь дочь.

Нет, не только из-за помешанной Жанны заточила Виктория Федоровна свое семейство из московской квартиры в деревенский ветхий домишко - из-за Ники. Дать девочке здоровье, напитать целебным воздухом, порвать нить наследственности. Он вздрогнул: опять это слово - но вчера он думал о себе. Все они из одного гнилого корня, на всех лежит тень, печать, клеймо. Не выбраться! Дурная порода.

– В этом году новая напасть: шелкопряд, - завела сельскохозяйственную рутину тетя Нюра, - обещают, мол, после десятого мая проснется из своих коконов и все сады пожрет.

– Подожди, тетя Нюра, - перебил ее Паша, озаренный вдруг какой-то мыслью.
– Это не болезнь.

– О чем ты, Паша?

– Сашок - тот болен, а Жанна - нет. Мне в голову стукнуло, когда я ее за плечи держал, а она обмякла - вроде тряпичная... Агрессия вырвалась, и дух вышел. Как будто шарик воздушный лопнул. Она не больная, она одержимая.

Хорошо, что Викторию Федоровну жизнь закалила, спокойная она женщина, не истеричная, а то другая бы - ногами затопала, дескать, что говоришь окстись, горе чужое не тронь. Но пламя озарения еще не потухло внутри и подсказало: Нику спасти хочет, на чудо надеется. Чудо призывает. У тети Нюры вон рот буквой "о", отповедь готовит. И Паша зачастил, заторопился:

– Эпизод в Евангелии есть, еще Достоевский использует в "Бесах", про бесноватого, одержимого. Христос приказал бесам, и вошли в стадо свиней. Это из одного-то!.. И даже свиньи бессловесные не вынесли - только мы, люди, выносим, - кинулись с обрыва. Одним словом, найти нужно того, кому бесы повинуются, - и выйдут прочь.

– Это все метафора, символика.
– под очками Виктории Федоровны прячется разочарование.

– Нет, - загорячился Паша, - все нужно понимать буквально. Как есть. Как было наяву.

– С кормами плохо, - забормотала тетя Нюра, - комбикорму вообще не купить.

Увы, видать, от всех этих разговоров дорогая соседка сделалась не в себе!

– Ты чего, теть Нюр?

– В смысле поросят. У меня в этом году два недокормыша, тощие - спасу нет. Им бесов не вынести. Я категорически не согласна.

Паша облегченно засмеялся, и даже Виктория Федоровна улыбнулась.

– И целого стада по всей деревне не соберешь. Я вам серьезно говорю.

– Дело не в свиньях, не в свиньях, теть Нюр. Дело в праведнике, через которого Господь велит выйти - и выйдут.

– Выйти-то выйдут, а куда? Тем более если предсказано насчет свиней.

– Тетя Нюра, - заорал Паша, - окстись! Неужели ты не видишь, что мы все пропадаем заодно? У тебя у самой - дочка-хромоножка! А мне разве ж не больно, что у меня мать - предательница, что Жанна одержимая, Сашок болен, а Юрка-то с Вовкой здоровы?.. Мы погибаем все! Поняла? Но если мы еще не провалились к черту, если округа вся наша еще не ухнула в прорву значит, где-то должен быть праведник, может, последний на всю землю.

Тетя Нюра только рот открыла, как рыба.

– Успокойся, Паша, мы поняли твою мысль. Ты предлагаешь найти праведника, чтобы исцелить Жанну.

– И исцелиться самому.
– Паша сник.
– может, он таится где-нибудь в лесах окрестных. Молится за нас. Не Бармалей же это, в конце концов, не Танька Мурманчиха... Надо искать, - сказал убежденно, самому себе сказал.

– Поищи, Паша, пожалуйста, - просто и серьезно ответила Виктория Федоровна.
– Не для меня, для Ники.

– Ты все ж таки учился. Художник, образованный, - внесла свою лепту тетя Нюра.

– Образование здесь только помеха... Дайте мне рыцаря веры, писал один философ, и я пойду за ним на край света. Спасибо за чай.
– Паша поднялся, навстречу ему как раз вбежала уже замурзанная, растрепанная Ника.
– Только я, - сказал он, глядя на девочку, - я могу его не узнать...

..."Я могу его не узнать", - фраза эта трагическим рефреном звучала в голове, сопровождая Пашу, пока он шел по дороге. Справа, над дальним лесом, разливался закат, и солнце красным шаром - к ветру - стекало по небосклону. Ветер уже поднимался, подбирался, вставал из кустов у обочины, теребил волосы. Кто-то еще поливал огороды - в земле лук, морковь, свекла. Прогнали коров.