— Я уже слышал об этом. Для меня это не имеет принципиального значения.

— Да, но это принципиально с точки зрения Галахи. Чтобы получить статус вашей возлюбленной Вероника должна быть еврейкой, а стать таковой она не желает.

— Что ты заладил как попка — не еврейка, да не еврейка. Хочу я, ты понимаешь, хочу! И неважно еврейка она или нет.

— Да я все понимаю, Ваше величество, но согласно действующему формуляру я отвечаю за чистоту вашей династии и не могу позволить вам, трахать, кого попало.

— Разговорчики! — властно прервал я.

Тип вобрал продолговатую головку в плечи и поспешно отступил. Кое-что у меня, однако, уже получается.

С недавних пор я стал вырабатывать командный голос. В первые дни он у меня срывался на жалкий фальцет, но после каждой неудачи, я прокручивал в памяти сцены парада на дворцовой площади и представлял себе громкое рявканье старушки. Как ни странно, это помогло мне и теперь уже я не мямлил, а говорил, по крайней мере, довольно уверенно и даже с некоторыми претензиями на властный басок.

Вероника я явилась ко мне в розовой прозрачной тунике и без трусиков.

— Ваше величество, — робко произнесла она, — я счастлива, что вы вторично предпочли меня, но боюсь, ваш выбор не понравится Великим мудрецам Торы.

— С какой стати Великие мудрецы станут вмешиваться в мои постельные дела?

— Постель и стол в вашем государстве — прерогатива Великих мудрецов. Жениться и разводиться вы можете только с их ведома и согласия, принимать пищу также с их благословения и непременно кошерную.

— Чем же в таком случае я должен заниматься?

— Утверждать царской волей все их мудрые галахические постановления.

— Хорошенькое дельце, — возмутился я, — но это мы еще посмотрим, кто и что будет утверждать в моем государстве!

Я оглядел ее упругое молодое тело под прозрачным тонким бельем, и во мне пробудилось желание.

— Подойди сюда, лапушка, — сказал я прерывающимся от бурного желания голосом и уверенность, которая была несвойственна мне ранее, порадовала мое сердце.

На сей раз, я продержался значительно дольше, правда, не без помощи Вероники.

Она научила меня расслабляться и искусственно сдерживать эякуляцию.

— Все дело в правильном дыхании, — сказала она, — и в умении расслабиться, если вы научитесь этому, Он у вас вечно будет стоять.

— Спасибо! — сказал я, когда все закончилось.

В ее заботе обо мне я не видел фальши. Она искренне хотела помочь, и я был за это ей благодарен.

Ненавязчивое участие и умелая ласка этой женщины были столь благотворны, что я (о чудо!) возжелал повторно. В былые времена подобный феномен природы был бы невозможен, а тут Он как заводной стал работать. Невероятно, фантастично!

— Вам следует упражнять головку члена в нечувствительности, — посоветовала Вероника.

— Каким образом, моя прелесть? — поинтересовался я, деловито и уже привычно вонзаясь в очередной раз в ее восхитительное тело.

— Ежедневно в течение получаса вводите возбужденный член в мешочек с рисом или песком. Это сделает головку менее чувствительной, и вы научитесь сдерживать эякуляцию сколько захотите.

Именно в эту секунду я не удержался и с силой изверг беснующееся семя.

Мучительная судорога пробежала по моему телу. Я издал сладостный вопль восторга…

Что-то заверещало и защелкало у меня за спиной и мне подумалось, что сука, фельдмаршал, умышленно не снял видеокамеру и сейчас, наверное, посмеивается у себя в кабинете, наблюдая, как мы с Вероникой кувыркаемся на ложе страсти.

Утром меня разбудил Тип.

— Я обязан ознакомить вас с распорядком дня, — не здороваясь, хамским тоном произнес он.

— Согласно придворному этикету, любезный, ты обязан сначала приветствовать Мое величество. Во второй раз схлопочешь по хлебальнику, запомни это.

— Так точно, Ваше величество!

— Ну, раз ты осознал, перейдем ко второму пункту.

— Я весь внимание, Ваше величество.

— Врешь, мудак, если бы ты был внимателен, то мог бы, наверное, догадаться, что перед тем как заняться делами, Моему величеству не мешало бы подзакусить, или ты предлагаешь работать мне натощак?

Отсутствие холодильника в покоях отравляло мне жизнь. От сосисок я, правда, уже отвык, но по-прежнему предпочитал поесть как можно плотнее, и по возможности вкусную и разнообразную еду, в чем теперь отказа, разумеется, не было никакого.