– Это вы обо мне говорили с господином бургомистром?

– Да!
– отвечал Морок, глядя пристально на него.

– Почему вы не говорили вслух?

По судорожному подергиванию густых усов Дагобера, пристально в свою очередь уставившегося на Морока, можно было видеть, какая страшная борьба происходила в его душе. Видя, что противник хранит насмешливое молчание, Дагобер повторил громче:

– Я вас спрашиваю, почему вы говорили обо мне господину бургомистру потихоньку, на ухо?

– Потому что есть вещи настолько постыдные, что пришлось бы краснеть, если говорить о них вслух!
– дерзко отвечал укротитель.

До сих пор Дагобер стоял, скрестя руки; теперь он быстро их разнял и взмахнул кулаками. Этот жест был настолько выразителен, что сестры вскрикнули от страха и бросились к Дагоберу.

– Послушайте, господин бургомистр, - сказал солдат, стискивая зубы от гнева.
– Прикажите этому человеку уйти... или я за себя не отвечаю.

– Что это?
– высокомерно спросил бургомистр.
– Вы, кажется, осмеливаетесь приказывать... мне?..

– Я говорю вам: отошлите этого человека, - продолжал Дагобер вне себя, - или, право, случится несчастье!

– Дагобер... Боже мой!.. успокойся!
– воскликнули сестры, удерживая его за руки.

– Пристало ли вам, жалкому бродяге, если не сказать еще больше, отдавать здесь приказания!
– закричал взбешенный бургомистр.
– Ага! Вы думали, что вам достаточно будет заявить мне о пропаже бумаг и что я так вам и поверю! Напрасно вы таскаете с собой этих девчонок! Несмотря на их невинный вид, они, быть может...

– Презренный!
– воскликнул Дагобер, прервав бургомистра жестом и таким страшным взглядом, что судья не посмел закончить фразу.

Схватив девушек за руки, Дагобер, прежде чем они успели сказать хоть одно слово, увлек их моментально в комнату и затем, заперев дверь на ключ, положил его в карман и стремительно вернулся к бургомистру, который, испугавшись позы и угрожающего вида ветерана, сделал два шага назад и схватился за перила лестницы.

– Так выслушайте же и меня теперь, - сказал солдат, схватив судью за руку.
– Сейчас этот подлец меня оскорбил, - указал он на Морока, - я все снес, пока дело касалось меня. Я слушал все ваши глупости, потому что мне казалось, что вы сочувствуете несчастным девушкам... Но если у вас нет ни сердца, ни жалости, ни справедливости, то я вас предупреждаю, что я так же обойдусь с вами, как с этим псом...
– и он снова указал на Предсказателя.
– Я не посмотрю, что вы бургомистр, если вы осмелитесь отзываться об этих девушках иначе, чем о своих дочерях... слышите?

– Как... вы осмелились сказать...
– воскликнул бургомистр, заикаясь от гнева, - что если... я буду говорить об этих искательницах приключений...

– Шапку прочь... когда говоришь о дочерях маршала герцога де Линьи! воскликнул солдат, срывая колпак с головы бургомистра и бросая его на пол.

При этом выпаде Морок задрожал от радости. Действительно, Дагобер, потеряв всякую надежду, не мог больше сдерживаться и дал волю гневной ярости, которую он с трудом до сих пор смирял.

Когда бургомистр увидел свой колпак на полу, он с изумлением взглянул на укротителя, как будто не смея поверить в такое чудовищное оскорбление.

Дагобер, хотя и жалел о своей вспыльчивости, но, понимая, что примирения больше быть не может, огляделся кругом и, отступив назад, очутился на верхних ступеньках лестницы.

Бургомистр стоял в углу площадки за скамейкой. Морок, с рукой на перевязи, чтобы подчеркнуть серьезность ранения, находился рядом с судьей. Тот, введенный в заблуждение движением Дагобера, закричал:

– Ага, ты думаешь удрать, осмелившись поднять на меня руку, старый мерзавец?

– Господин бургомистр, простите меня. Я не мог сдержаться, я очень раскаиваюсь в своей дерзости, - сказал Дагобер, смиренно склоняя голову.

– Нет тебе прощения, негодяй! Ты хочешь снова морочить меня своим покорным видом! Но я понял твои тайные замыслы... Ты не тот, кем хочешь казаться, и очень может быть, что за всем этим кроется государственное преступление...
– чрезмерно дипломатичным тоном заметил бургомистр.
– Для людей, желающих воспламенить Европу, все средства хороши!

– Я всего лишь старый бедняк... Господин бургомистр... у вас такое доброе сердце... будьте милосердны, сжальтесь!

– Ага! Ты сорвал с меня шапку!

– Ну, хоть вы, - прибавил солдат, обращаясь к Мороку, - вы, из-за которого все это вышло... пожалейте меня, не сердитесь... Вы ведь святой человек, замолвите за меня словечко...

– Я сказал уже все... что должен был сказать!
– иронически заметил Морок.

– Ага, ага! Теперь, небось, испугался, бездельник, старый бродяга... Ты думаешь, провел меня своими жалобами!
– говорил бургомистр, приближаясь к солдату.
– Не тут-то было, меня не проведешь... Ты увидишь, что в Лейпциге имеются хорошие тюрьмы для французских смутьянов и искательниц приключений... потому, что твои девчонки не лучше тебя... Пошли, прибавил он важно, надуваясь как индейский петух.
– Иди, спускайся впереди меня... Что касается тебя, Морок, то ты...