...Но, все понимая, зачем я так странно живу,

Зачем я так странно...

ПОХМЕЛЬНЫЙ БЛЮЗ

Где-то дней десять спустя кавалер Коля проснулся под вечер в своей постели... хм... проснуться-то, вроде бы, и проснулся, а все же еще и прыгали перед глазами его какие-то мультики, хе-хе, прелести, так сказать, суккубы преобольстительнейшие... непорядок, одним словом, похмельный блюз, синдром приобретенного алкогольного дефицита - СПАД. На белой, старушечьей кровати проснулся Коля, той, что с железными прутьями и с шишечками на штангах, под ковриком на стене с вышитым нежным Иваном-царевичем, умыкаемым брутальным старомуромским волком. Подобрал с полу рухнувшие во сне очки, книжку - называется "Тихий дон", интересно, про что там?
– наверное, опять про Испанию... Выключил у изголовья настольную лампу с зеленым ленинским абажуром, тихо сиявшую забытым неугасимым огнем... Но вот напасть ведь какая: только ведь было начал в себя приходить, только ведь было встал, отлил, освежил кефиром похмелье, ан нет - лезет из телевизора балет, почти что голые женщины!

Ай-яй-яй! Что нам осталось еще в этой жизни, кроме как вступить в христианское общество трезвости? Эра всепланетного телевидения, понимаешь. Развитие коммуникаций. Конкубинат Западного парадиса с нашим раешником. Вскоре каждая пейзанка сможет обслужить голодного односельчанина, как в лучших странах Парижа! Вот такой вот ништяк. Вопрос: что будет, если в одну бездуховность впарить другую? Налево застава, махновцы направо... Увы, господа, увы! Эту страну уже не спасет ни одиннадцатая граната, столь витально необходимая матросу Железняку, ни двадцать первый палец - в том смысле, что нету у нас надежды на будущие поколения... Увы, господа, увы, не плачьте, но это факт: время сие явно создано не для нас. Напрасны наши совершенства, мы лишние на этом празднике шизни, киса...

Так и сидел Коля на разоренной кровати, вздыхал, сопел... В какой-то момент он даже забылся, увлекся, стал наборматывать вслух, рифму наклевывал, вишь ли, стопу подковывал, начал шагать уже через логические ступени к едрене фене, к неоформившейся еще, но смутно маячившей на полувзводе концовке... Да что-то не вытанцовывался на сей раз стишок, не клевала рифма, строки сбивались с дыхания, и постепенно он охладел, сник, задремал уж было...

На этом месте автор имеет возможность сотворить в Колиной комнате зуммерующий телефон.

"Коль", - сказал Коля, деликатно дыша в телефонное ухо.

"Твердый или мягкий?" - прожужжал, как шмель в ухе, низкий Щупковский голос.

"Ты про кого конкретно, про моего младшего брата?"

Короткий смешок, сумерки в раковинном пространстве, звуки танго "Магнолия", затем - из ужасного далека - ленивый голосок Дрынча: "Сколь изысканна речь Щупко. Иногда такие турусы выдает..."

"Кол - с твердым знаком, или же без?" - продолжал дурачиться Федор Щупко.

"С мягким", - ответил Коля, пережил шерсть и смерть Щупковского веселья, после чего трубку взяла Лада.

"Новый день за окном", - сказала Лада.

Коля осторожно согласился.

"Как ты думаешь, не хотелось бы, чтобы и сегодняшний день так плавно перетек во вчерашний..."

Пауза.

"Ну, так что, Кольбрук в поход собрался?"

"Гхм", - кашлянул Коля.

"Ты хоть попрощаться-то придешь?
– огорченно вскричала Лада.
– Только не говори, будто ты ничего не помнишь".

Поднатужился Коля, крякнул, покрутил головой... Тщетно. Плавали в голове какие-то смутные ошметки видений не то из сна, не то из постыдной яви, призраки неких печальных подвигов с пеньюарами и канделябрами, что-то про Оптину Пустынь, про откушенную бровь казанского бретера Ихтиан-дра...

"Поход?
– неуверенно зацепился он, поковырявшись в носу и тщательно осмотрев затем испоганенный палец.
– Поход в Оптину Пустынь?"

Тут уж Лада не выдержала. Минут десять, должно быть, не меньше, пребывала она в жанре телеги, то есть двигала бесконечную речь - что-то там о вчерашнем дне, о Дрынче, проснувшемся в незнакомой квартире, в обломках чужой кровати, о Федоре о Щупко, мывшемся в душе собственным пиджаком, не снимая его с себя, что-то там о самом об Коле, о жалобе какого-то неведомого Бронштейна...

"Люба уезжает, - внезапно сменив императив на челове-ческий тон, сообщила она наконец.
– Кстати, где бы достать шампанского?"

"Сейчас сяду, - сказал Коля, - сяду на телефон и начну пеленговать".

Отчетливый голос Дрынча: "Одного я не понял, кого он вчера облил из бронштейна?" Бренчание нестроящей гитары, замогильный хохот Щупко.

"В общем, ждем", - добавила Лада и отключилась.

ШПИОН: ДРАМАТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ О ЦЕНТРОВОЙ ТЕРРИТОРИИ

Действующие лица:

КОЛЯ - бывшая рок-звезда

ДРЫНЧ - неизвестный поэт

ЛАДА - супруга Дрынча

ЛЮБА - женщина

ЩУПКО

Глубокая ночь. Пустой, мерцающий экран телевизора. Перед экраном, в мягких креслах расположились наши герои. Открытая балконная дверь. Ветер ночной надувает белые тюлевые шторы. Полумрак. Молчание.

ЛАДА (вздыхая). Как долго я жду, когда же, наконец, будет сказано Слово.

Общий смех. Оживление. Щупко извлекает из внутренней секреции широких штанин бутылку спирта, быстро разливает по стопкам.