– Да, для геологов работа здесь найдется, - сказал Лось, вспомнив о горах, где капризничает компасная стрелка.

Капитан глотнул коньяку и продолжал:

– А ты знаешь, с момента революции я ведь был в бегах. На Дальнем Востоке, как тебе известно, была такая правительственная чехарда, что тошно становилось. Я смотрел, смотрел... Вира якорь - и угнал пароход. Вот этот самый. На китайской линии работал, как извозчик, без родины! Потом пришла Советская власть, я вернулся во Владивосток, замазал старое название корабля и написал: "Совет"...

Лось с улыбкой слушал капитана, который рассказывал это и в прошлом году.

– Радиста и рацию привез тебе, чтобы не был ты одиноким здесь.

– Что ты говоришь!
– обрадовался Лось.
– Ну, Михаил Петрович, за рацию придется выпить еще твоей божественной горилки.

– За такое дело не выпить, - надо быть брашпилем, - сказал капитан, наливая стопки.
– Да... с прошлой навигации тебе письмо вожу. Тогда, на обратном пути из Колымы, не попал к тебе. Привез его во Владивосток. Возил домой, в Шанхай, в Нагасаки, в Дайрен. И все же вот доставил адресату. Помнишь Толстухина? От него... И еще одно есть...
– Капитан весело подмигнул: - От жены. Но предупреждаю: читать его будешь не в моей каюте. Кто знает, что она там написала? Может быть, она поносит меня самыми последними словами и ты после этого не захочешь со мной и стопку держать?

Лось с волнением взял письмо, узнав знакомый почерк жены. Ему и самому хотелось прочесть письмо в уединении, подумать над ним, вспомнить далекую молодость, когда он был машинистом, а она - учительницей. Это ведь ей он обязан своей грамотностью. Лось бережно положил письмо в бумажник.

– Вы видели ее, Михаил Петрович?

– Да. Перед самым отходом из Владивостока вбегает ко мне женщина. Возбуждена, глаза горят - и сразу с допросом: "Товарищ капитан, вы все время работаете на "Совете"?
– "Да, все время, говорю, плаваю на "Совете". Она думает, корабль - это какой-нибудь ревком или завод! "И в прошлом году, говорю: пла-а-вал на нем". Спрашивает, не знаю ли я Лося. "Ну как не знать! В прошлую навигацию, говорю, сорок дней вместе шли".
– "Где шли?" Ха-ха-ха! Она думает, что на пароходе не ходят, а обязательно ездят. Ну-с, спрашивала, где ты и что ты. Собралась к тебе. Отговорил ее, отговорил. Сказал ей всю правду. "На пустынный берег, говорю, высадил Лося. Что теперь с ним, и сам не знаю". Не рекомендовал ей отдавать концы, не рекомендовал...

– Пожалуй, правильно сделал, Михаил Петрович, - неуверенно сказал Лось.

– Ну, разумеется, я же знаю край. Вот обживешь место, дом выстроишь, тогда и поднимай паруса. Так я и сказал ей... А рвется она к тебе! Наши капитанские жены не отличаются этим качеством. Привыкли, чертяки, жить без мужей... Ну, давай выпьем... Митрич, еще картошки!
– крикнул капитан, доставая маслины и засахаренный лимон.

– Как жизнь идет на материке, Михаил Петрович?

– Жизнь идет по курсу, заданному Владимиром Ильичом. Идет прямым курсом, ломая и рифы и подводные камни. Разумеется, не без бузотеров. Ну да ведь их понемногу списывают с палубы. Иначе и нельзя. Я по себе сужу: распусти экипаж - и пойдешь на дно... раков кормить.

Грохотали лебедки, веселый шум стоял на палубе, в трюмах. В иллюминатор капитанской каюты доносилось: "Вира!", "Майна!"

– Домище привез тебе на двадцать комнат. Три школы. Будешь жить теперь, как монакский президент.

Лось задумчиво покачал головой.

– Мало это, Михаил Петрович. Три школы... Сам знаешь, какое побережье. Это тебе не монакское государство.

– Э, батенька мой, ты думаешь, "Совет" резиновый? Хватит для начала. И Москва не сразу строилась.

Капитан крикнул:

– Митрич, старпома ко мне!

Явился старший помощник; капитан сказал:

– Иван Иванович, весь экипаж на авральные работы по сборке ревкомовского дома! Срок - двое суток.

– Есть, Михаил Петрович!

– Задымят печки ревкома - и вира якорь... А школы куда тебе развезти?
– обратился капитан к Лосю.

– Одну - здесь, одну - в южную часть района, третью - в Энмакай.

– Гм!.. В Энмакай? Это больше трехсот миль по льдам.

– Надо, Михаил Петрович, очень надо! Место там такое! Очень трудное место. Охотники там в цепях шамана и крупного торгаша Алитета.

Капитан задумался. Он молча закурил и решительно сказал:

– Хорошо, Никита Сергеевич! Рискну...
– И, хлопнув рукой по столу, восторженно воскликнул: - Нравится мне такая Россия! Целый корабль гонит во льды, чтобы доставить маленькую школу. Это же великий и невиданный гуманизм!

– Ну, а как же иначе, Михаил Петрович? Это же все наши обычные дела.

Они вышли на палубу. Подбежавший Андрей Жуков возбужденно крикнул:

– Вельботы! Двенадцать штук, Никита Сергеевич!

– Вельботы?!
– изумленно переспросил Лось.

– Привез, - сказал капитан.
– Вызывали меня на консультацию в Комитет Севера. Моя рекомендация!

– Вот за это спасибо тебе, Михаил Петрович!
– И Лось, подняв подбородок и проведя по горлу рукой, сказал: - Вот так они нужны здесь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В тесном домике старого ревкома в ожидании Лося собрались вновь прибывшие работники.

Доктор Петр Петрович, лет сорока на вид, с широким добродушным лицом, стоял у самодельной схематической карты Чукотского полуострова и разговаривал с геологом Дягилевым.