Семушкин Тихон Захарович
Шрифт:
Ваамчо направился прямо к учителю. Дворкин и Ваамчо пошли к дохлым собакам, и на ходу учитель сказал:
– Оттащим их, Ваамчо, в полынью.
– Не надо в полынью. Плохо будет. Можно прогневить злых духов. Морской зверь перестанет ходить к нашему берегу. В тундру их надо тащить.
Дворкин улыбнулся и согласился с Ваамчо. Они волоком за задние лапы потащили дохлых собак в тундру, подальше от берега.
Стоя в дверях яранги, Алитет следил за ними. От бессильной ярости он сжал кулаки, и его твердые, как китовые пластинки, ногти врезались в ладони.
В школе продолжались занятия.
И вот однажды в ярангу Ваамчо явился Алитет. Он был пьян. Щеки его уже наполнились, обросли мясом, раскраснелись от сильного мороза и спирта. Алитет, одетый в легкую нижнюю дубленую кухлянку, казалось, совсем не чувствовал холода. Глаза его с ненавистью остановились на учителе.
– Зачем ты приехал сюда? Ты вздумал портить наш народ! Народ не хочет, чтобы ты здесь жил. Поезжай к русским!
– злобно сказал он.
Дворкин не все понял, что сказал Алитет, и, обращаясь к нему, проговорил:
– Не мешай нам, Алитет!
– Его здесь нет. Пришел Чарли. Я Чарли!
– стуча себя в грудь, говорил Алитет.
Дворкин заглянул в тетрадку Лося и крикнул:
– Канто!
Глаза Алитета блеснули, как у хищника, он схватил учителя за ногу и поволок его из яранги.
– Брось!
– крикнул учитель.
Но Алитет яростно тащил его. Уже на улице учитель лег на спину и сильным ударом правой ноги сбил руки Алитета. Дворкин вскочил и со всего размаха ударил Алитета по скуле. Алитет прыжком бросился на учителя. Дворкин отскочил и вторым сильным ударом свалил его на снег.
Дворкин с побагровевшим лицом, сурово глядя на Алитета, ждал, когда он встанет.
Но Алитет лежал на снегу и, оскалив зубы, улыбался Дворкину. Не вставая, он сказал:
– На этом берегу никто еще не сваливал меня.
Учитель погрозил ему кулаком и пошел продолжать занятия.
На другой день, во время классных занятий, в ярангу Ваамчо пришел мальчик Гой-Гой - сын Алитета.
– Меня послал учиться отец, - сказал он.
– Очень хорошо!
– обрадовался Дворкин.
– Раздевайся.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
На двенадцатый день после того, как Лось выехал из ревкома, он прибыл в бухту Ключевую. Пологий склон бухты показался ему пустынным. Здесь, на склоне горы, смутно вырисовывались лишь три верхушки яранг, занесенных снегом. Но и эти жилища были разбросаны далеко друг от друга.
Мела поземка, и небо было такое низкое, что казалось, оно придавило эти три убогие хижины. Странно было даже думать, что здесь, где-то поблизости, есть живые люди.
Лось остановил упряжку около ближней яранги. Словно из-под снега вылез человек с непокрытой головой и приветливо встретил Лося.
– Старик, - сказал Лось, - ты не слышал что-нибудь о русском человеке, который прошлой осенью должен был высадиться в этой бухте?
– Не "качак" ли тот человек?
– спросил старик.
Слово "милиционер" еще не привилось на побережье, и люди по старой привычке прозвали милиционера "качаком", то есть казаком.
– Вот мы ему построили маленькую ярангу, - показал старик костылем.
Милиционер Хохлов спал, растянувшись из угла в угол своего маленького полога. Около жирника сидела миловидная девушка в цветастом ситцевом платье и что-то шила.
– Здравствуйте, - сказал Лось.
Девушка удивленно посмотрела на него и, бросив свое шитье, принялась теребить Хохлова. Он потянулся, широко зевнул и, открыв глаза, мигом вскочил. Одетый в пыжиковые штаны и милицейскую гимнастерку с петлицами, он, став на колени, быстрым движением руки расправил усы.
– Разрешите доложить, товарищ уполномоченный ревкома...
– Подожди, подожди!
– перебил его Лось.
– Что я тебе, Николай-чудотворец? Чего ты стал на колени? Да еще под козырек.
– Иначе невозможно, товарищ уполномоченный. Во весь рост я здесь и не встану, - растерявшись, проговорил милиционер.
– И не надо. Ложись вот и давай разговаривать. Прежде всего: что это за девица у тебя здесь?
– Это не девица, товарищ уполномоченный, а жена моя.
– Что же, по-серьезному женился?
– Ну конечно, товарищ уполномоченный, беременна уж... А как здесь одному жить? Без привычки удавиться можно с тоски. Да и то надо сказать: пищу сготовить, обшить - все ведь требуется человеку. А кроме того, и разговаривать по-ихнему с ней быстрей получается. И люди относятся, как к своему. Нарту уж собрал с их помощью. Казенных денег разве хватит? В губмилиции небось думают, что собака здесь полтинник стоит, а она - как лошадь. Право слово, у нас в Барнауле лошадь дешевле стоит. А хорошей собаке-вожаку цены нет. По пять песцов платят! А песец - сорок рублей. Вот и считай. Да небось вы и сами знаете.