Дата поединка была названа в письме-вызове Коли Феогносту, и изменить ее, не вызвав подозрений, было невозможно. Место – Ходынское поле – Спирин, учитывая целый ряд соображений, среди прочих – близость к Кремлю, размеры, предложил сам, еще когда речь о поединке зашла первый раз, тут все было в порядке, но главное, конечно, дата, ею он был связан по рукам и ногам. Спирин сразу загнал себя в сильнейший цейтнот, и было ясно, что прозвонить, проверить до конца все контакты и спайки он не успеет. Но прежде чем получить свою пулю, он кое с кем посчитался.

Подготовка к Ходынке велась в основном в двух направлениях. Во-первых, пытаясь прощупать власть, Спирин утроил число арестов, причем, сужая круги, стал все ближе и ближе подбираться к Сталину. Брал не сплошняком, а выдергивал из грядки то там, то тут, и догадаться, куда он целит, было трудно.

Несколько раз, будто заплутавшись, он подступал к вождю почти вплотную – были арестованы и Молотов, и Каганович, и Маленков с Рудзутаком. Обвинения стандартные: создание подпольного право-троцкистского центра или организация по заданию западных разведок диверсионно-вредительской группы. Рудзутака с Кагановичем ему безо всяких проблем дали осудить и расстрелять (здесь он угадал – очевидно, и Сталин поставил на них крест), а вот с Молотовым и Маленковым вышла осечка, извинившись, их пришлось выпустить.

Но Спирину это не повредило. Сталин по-прежнему его и ценил, и полностью доверял: когда Молотов на секретариате ЦК заикнулся было, что его арест – не случайная ошибка «органов», а запланированная диверсия против партии, Сталин высмеял Молотова.

Разведка боем была для Спирина очень важна. Прежде чем раскрутить террор так, чтобы остановить его было уже невозможно, машину необходимо было запустить и дать ей набрать обороты. Тут следовало начинать как раз с тех, чья песенка все равно была спета, а уж затем шаг за шагом пробираться к другим. Нужна была тонкая, по-настоящему ювелирная работа, и хотя Спирин много чего знал, точно, по фамилиям и по числам определиться, когда кого брать и в чем обвинять, – он без подобной разведки сумел бы вряд ли.

Пока судьба берегла его от серьезных ошибок, и маховик постепенно, не спеша, раскручивался. Работа шла хорошо, не было не то что сопротивления, наоборот, и в партии, и в народе требовали брать больше, брать еще и еще. Бросить, наконец, либеральничать, по-нашему, по-пролетарски задать врагу острастку. И здесь, боясь форсажем сорвать двигатель, Спирин, наоборот, притормаживал.

Второе направление было, конечно, скучнее, но отнюдь не менее важным. Еще раньше, чем Коля отправил формальный вызов Феогносту, Спирин написал в ЦК несколько писем, а затем выступал на заседаниях, где они обсуждались. Часть стенограмм до наших дней сохранились в партийном архиве. Для полноты картины я кое-что тебе перескажу, но прежде заметь: без спиринских обращений в ЦК не было бы ни самой Ходынки, ни событий, которые за ней последовали.

Именно своими письмами, выступлениями Спирину удалось переломить ситуацию, фактически получить от товарищей по партии карт-бланш. Например, на заседании ЦК 12 марта 1934 года он говорил: «Сейчас ежегодно в партию вступают сотни тысяч новых членов, но преданы ли они нашим идеям, готовы ли пожертвовать всем, отдать жизнь, чтобы правда восторжествовала? Ничего этого мы не знаем и узнать не можем. Каждый из них произносит правильные слова, голосует за кого надо, но кто он – брат или замаскированный враг, истинный сподвижник или присосавшийся, примазавшийся к партии карьерист – бог весть. Никакое ЧК тут помочь не в силах. А ведь важнее ничего нет. Партии на пути, по которому она ведет народ, предстоят еще многие трудности. Будут и расколы, и временные неудачи. Не исключаю, что со стороны не раз будет казаться, что партия уже не та, что она ослабела, выдохлась, больше того – скоро ей конец. Тогда-то присосавшиеся и побегут, будто крысы с тонущего корабля. А что, если их будет столько, что своим числом, своим ужасом они собьют с ног, дезорганизуют тех честных бойцов, которые и есть истинная партия?»

«Партии пора, – продолжал Спирин на другом заседании (3 апреля 1934 года), – посмотреть правде в глаза, давно пора отделить чистых от нечистых. То, что сегодня быть большевиком во всех отношениях выгодно, – для партии очень плохо. В партии должны остаться лишь работники, на которых мы можем положиться в любых обстоятельствах». «Неважно мы знаем и своих врагов (письмо в ЦК от двенадцатого апреля). Они отлично маскируются, притворяются простыми обывателями, сочувствующими общему делу. Но обманываться не стоит, врагов у нас много. Решительных, убежденных врагов, только и ждущих момента, чтобы нанести удар в спину. Дать им подобный шанс – преступление перед революцией, непростительная глупость. Сейчас, когда партия сильна как никогда, тактически верно вызвать, спровоцировать их выступление и поименно выявить каждого, кто молится о нашей смерти. Враг, которого знаешь в лицо, – заключал письмо Спирин, – во сто крат менее опасен, чем враг затаившийся, ушедший в подполье».

Апрельские письма и выступления Спирина постепенно рыхлили и удобряли почву. Спирин понимал, что если подготовленный план он лично предложит на секретариате партии, шансов быть принятым у него нет. Радикальность, а главное, необычность некоторых идей многих испугает. Спирин не сомневался: стоит ему перейти к конкретным деталям, один за другим члены ЦК станут говорить, что до идеала, конечно, далеко, но положение в стране хорошее, необходимости в тех изысках, что он предлагает, нет, слава Богу, и не предвидится. Значит, прямой путь был для него отрезан, отрезан напрочь. Но был непрямой: изложить суть – бросить прикормку – и уйти в кусты. Дать цекистам две-три недели, чтобы спокойно, не торопясь, все обдумать. Тогда есть надежда, что они сами к нему приступят: что делать? Почему он, заместитель председателя НКВД, он, который должен непосредственно руководить борьбой с «контрой», не принимает никаких мер?

Но спешить не следовало и тут. Рыбка должна была заглотнуть крючок еще глубже. Они должны были испугаться, запаниковать, начать требовать и требовать от него немедленных действий, кричать, что промедление смерти подобно. Его же роль проще – вяло отбиваться, направо и налево объяснять, что ситуация сложная, много неясного. Лишь когда они заявят, что если так – пусть из ЧК уходит, «органам» нужны другие люди, пора будет выводить на сцену и Колю с Феогностом.

Жизнь показала, что спиринский расчет был верен. Он тянул и тянул паузу, все ждал и ждал, пока 10 мая на секретариате ЦК не был поставлен вопрос о его немедленном, прямо сегодня отстранении от должности первого заместителя народного комиссара госбезопасности как не справляющегося со своими обязанностями. И вот прямо перед голосованием Спирин поднял руку и попросил слова. Ему дали.