Хмуря свои сходящиеся над переносицей великолепные брови, молодая женщина шепнула:

– Жандармы!

Друзья вскочили и уставились на красавицу. Она улыбнулась простодушнейшей улыбкой и, подхватив на руки спавшую девочку, пояснила:

– Отец пошел на семьдесят третий пост за жандармом.

– Почему?

Дервиш сам удивился глупости своего вопроса.

– Горбан, зачем вы ударили его?
– Гульсун сморщила свой хорошенький носик.
– Жандармы заставят вас заплатить штраф отцу. И теперь он не согласится дешево отдать меня тебе, горбан, в сигэ. Ты мне снился, а на груди твоей сидела змея. А видеть змею во сне - к врагу.

И она захныкала, а вторя ей, заплакала проснувшаяся девочка.

Дервиш был всегда быстр в своих решениях.

– Здесь, в вашем Сиях Кеду, есть казий?
– спросил он.

– Нет, какой казий? Здесь, посреди соли, разве захочет жить казий!

– А имам? Мулла?

– Есть один... заморыш... Разные молитвы читает.

– Он может написать бумагу?

– Какую бумагу?

– Что ты сделаешься сигэ... моей сигэ.

– И-ах!
– воскликнула Гульсун.
– Конечно, может. Я ему бороду повыдергаю, если не сможет.

– Веди его сюда.

– Подействовало!
– пищала, как девочка, Гульсун.
– Подействовало! О, слава волшебству!

– Какому волшебству?

– Недаром, значит, я положила тебе, мой возлюбленный, вчера в похлебку кусочек кожи ящерицы саканкур, недаром насыпала щепотку пепла тебе под одеяло, недаром помазала свои брови любовным бальзамом... Подействовало, подействовало!

– Женщина, не мели чепуху... Иди!

Хихикая и хлопая в ладоши, Гульсун убежала.

Со двора в последний раз донеслось: "Подействовало!"

Одна монета достоинством всего лишь в один кран и две минуты времени понадобились, чтобы в стенах полуразвалившегося постоялого двора в присутствии матери и свидетелей состоялось бракосочетание.

Имам объявил: "Разрешается "ллутьа" - брак на время. Священное писание, сура четвертая, стих двадцать восьмой. Пророк сказал: "И тем из них, которыми вы воспользовались, уплатите причитающееся вознаграждение..."

По брачному контракту дервиш получил на срок шестнадцать месяцев в сигэ - во временные жены - Гульсун, незамужнюю, семнадцати лет, дочку Басира, хозяина сияхкедуского караван-сарая, а красавица Гульсун приобрела на основе бумажки с подписями и печатью на срок в шестнадцать месяцев мужа, хозяина и повелителя, почтенного Музаффара из Хузистана, с обязательством выкормить своим молоком дочку означенного Музаффара тоже в течение шестнадцати месяцев. За все Музаффар обязался уплатить отцу сигэ шестьдесят кран серебром и, кроме того, в течение шестнадцати месяцев кормить и одевать сигэ Гульсун, как подобает одевать и кормить всякую законную жену.

– Сколько часов ходьбы до семьдесят третьего поста?
– спросил дервиш у своей столь неожиданно обретенной жены.

– Четыре часа для молодого, шесть часов для такого ветхого старикашки, как мой почтенный родитель.

– Так.

– А ты, муж мой, не хочешь меня... я мягкая и горячая.

Непонимающим взглядом Музаффар смотрел на Гульсун.

– Идем, я приготовлю постель.

Только теперь дервиш понял и... усмехнулся:

– Вряд ли, милая, нам дадут предаваться супружеским утехам. Сулейман, ты узнал дорогу?

– Да.

Приоткрыв дверь, Сулейман таинственно поманил рукой кого-то, и в каморку вошло, нет, не вошло, а вползло скорченное, скрюченное болезнью в клубок живое существо. Только своим заросшим седой щетиной лицом это "оно" походило на человека.

– Вот теймуриец, - прошептал Сулейман, - очень нужный человек из племени теймури. Он каждую неделю ездит с ослами за солью. Он все знает. Он дорогу знает.

– Хорошо, теймуриец, расскажите нам... а ты, жена, - и дервиш усмехнулся, - ты выйди покуда. Да вот тебе деньги. Спрячь их только от жандармов и... от отца. Здесь тебе, девчонке и твоему сыну хватит на десять лет.

– Ты хочешь покинуть меня?
– Гульсун стыдливо погладила руку дервиша и жалобно заглянула ему в глаза.

– Иди! Я поговорю еще с тобой, если... успею. Да вот возьми еще, - он протянул ей мешочек с серебром, - раздай милостыню, щедро раздай, чтобы нас с тобой поминали все обитатели Сиях Кеду добрым словом и поменьше болтали...

Она вышла.

– Ну, Сулейман!

Но вместо него заговорил теймуриец:

– Брат, ты хочешь идти через Немексор?

Дервиш кивнул головой.

– Из Паин Хафа к вечеру придут жандармы. А со стороны границы они поспеют через три часа.

И он показал на дверь. Сквозь распахнутые ворота открывался далеко вид на пространства степи Даке Дулинар-хор, упиравшейся в красные глинистые холмы. На белой равнине очень далеко глаз мог различить чуть заметное облачко соляной пыли на горизонте.

– Муравью все хуже и хуже в тазу, а?
– заметил Музаффар, обращаясь к Сулейману.

– Дорога свободна одна - через Немексор, - сказал мрачно теймуриец. И дорога никудышная. Проклятая речонка Рудешур вздулась от дождей. Весна! Посреди Немексора вода, много воды... Как пройти? Вон, взгляни!
– Он ткнул пальцем в открытую дверь.
– Видишь, темная полоса. Там густая похлебка... соль перебулгачена с водой, густой раствор... От Сиях Кеду, если идти на юг, - скала Хелендэ, вроде острова. Летом черная грязь, а сейчас с Бадхыза ветер, - волны выше головы. Разве пройдешь? Раньше я ходил на Хелендэ, много раз ходил... только летом, в малую воду.