–  А меня все равно обманули, и война тут не при чем, - полукапризно, полусердито сказала она.
– Они мне испортили все настроение. Если хочешь знать, я еще в дороге загадала, что, если они не обманут и явятся, мы с тобой и с ними все сразу сделаем, чтоб уже ни о чем не думать. А если их не окажется, то и черт с ними - пусть все будет, как было.

–  То есть?

–  Пусть до конца войны все будет, как было.

–  Зачем же ты морочила мне голову своим письмом? Мы тут с Ниной ломали головы, спорили, как быть, а теперь выясняется, что можно ждать до конца войны!

–  А о чем вы с ней спорили?
– пропустив остальное мимо ушей, спросила она.

–  Спорили - соглашаться или не соглашаться менять с этими людьми не только твою, но и ее комнату. Оставлять или не оставлять уже взрослую, семнадцатилетнюю девку без своего угла? Поскольку ты сама об этом не подумала.

–  Я ведь написала, что всегда, в любую минуту готова поселить ее у себя...

–  На сколько - на неделю, на месяц? Извини меня, но это несерьезно.

–  А что она сказала?

–  Сказала: пусть все будет так, как хочет мама. Хочет менять две комнаты - пусть меняет!

–  Она добрая девочка, - растроганно сказала Ксения.
– Добрая, но девочка, все-таки девочка... А что ты решил?

–  Решил сопротивляться и твоему напору, и ее доброте, но, если ты действительно откладываешь все это до конца войны, будем считать, что я ничего не решал.

–  А у тебя тогда там, в Ташкенте, что-нибудь было?
– вдруг спросила Ксения.

–  Оставим этот разговор, - сказал Лопатин.
– У кого из нас с кем, когда и что было... Вряд ли нам обоим задним числом так уж интересно знать это друг о друге.

–  Мне сначала показалось, что было, - сказала Ксения.
– Но потом, уже без тебя, я поняла по моей бывшей подружке, что, наверное, ничего не было.

–  А почему бывшей? Вы что с ней, поссорились?

–  Нет, просто от нас отселялась Зинаида Антоновна, живет теперь в другом месте. А она ведь ходила не столько к нему, сколько к ней. Ходит теперь к ней туда. Между прочим, вскоре после твоего отъезда она чуть было не вышла замуж.

–  Кто? Зинаида Антоновна?
– через силу пошутил Лопатин.

Ксения рассмеялась:

–  Если бы в ее правилах было бросать мужей, то она бросила бы мужа только ради тебя, так ты ей понравился своей как она после твоего отъезда выразилась, необыкновенной обыкновенностью. Я, грешным делом, так и не поняла, что это значит, но она ведь гений, и мы обязаны знать наизусть все ее изречения, даже непонятные.

–  Может, и не гений, - сказал Лопатин, - но женщина, в присутствии которой хочется стать умней, чем ты есть. Желание, возникающее не так уж часто.

–  При желании, наверно, сможешь увидеть ее здесь, - сказала Ксения, она еще до моего отъезда улетела в Москву, чтобы отсюда съездить на фронт к мужу. Получила не то вызов, не то разрешение и не захотела ждать до конца августа, до сентября, когда мы все вернемся.

"Вернемся", очевидно, сказано про тех, кто уезжал в эвакуацию из Москвы в Ташкент. Ника для их театра - ташкентская, временная, и в понятие "вернемся" не входит. "И хорошо, что не входите, - попытался солгать себе Лопатин.

"Значит, все они к концу августа, к сентябрю возвращаются сюда, - с трудом отбросив мысль о Нике, подумал он.
– И Зинаида Антоновна, и все другие их артисты, и Ксения, и ее Евгений Алексеевич. Как же понять тогда ее готовность отложить до конца войны - еще недавно казавшиеся ей неотложными квартирные дела? Как совместить одно с другим?" В этом бы то что-то опасное, как в том знакомом шуме воды, который он услышал, войдя в квартиру. Он смотрел на Ксению и ждал, потому что все, что она говорила до этого - и про Нику, и про Зинаиду Антоновну, - была только заполненная болтовней пауза перед чем-то важным для нее.

–  Вот так и будем сидеть и молчать?
– после того как они молча просидели друг против друга целую минуту, спросила Ксения, снова подняв на него свои круглые глаза.
– Что у вас с Ниной за проклятая порода - что у тебя, что у нее! Никогда ничего не можете спросить сами, никогда не хотите знать, что со мной на самом деле: что написала, то и написала, что сказала, то и сказала - и все, и больше вам ничего не нужно! А подумать, что со мной может случиться что-то такое, о чем мне трудно заговорить самой, о чем меня надо спросить, - нет, на это вас никогда не хватало! Ну хорошо, я тебе скажу сам, у меня последнее время все плохо, а в самое последнее время - совсем плохо. Он меня совершенно не понимает.