Шрифт:
– Что ты знал?
– Что вы Ковтуна нам пришлете.
– Тем лучше, раз ты все заранее знаешь...
– усмехнулся Ефимов.
– Прошу любить и жаловать и поддержать авторитет нового командира полка перед комбатами, имея в виду, что среди них могут быть недовольные.
– Есть поддержать авторитет перед комбатами.
– Слушай, Левашов, - бросая официальный тон, сказал Ефимов, - я тебя знаю, знаю, какой ты можешь быть хороший, и знаю твои коленца! Так вот, будь добр, чтобы капитану Ковтуну у вас, в мурадовском полку, с первого шага ногу не жало! Ты понял меня или нет?
– Понял, товарищ генерал.
– Сделаешь?
– Будет сделано.
– А насчет Мурадова, - Ефимов пододвинул к себе давешнюю бумагу с записями, - слушай сведения на двадцать три часа.
– И он прочел по телефону то, что было им записано со слов комиссара госпиталя.
– У меня все. Вопросы есть?
– Есть два вопроса, товарищ генерал. Могу ли я съездить Мурадова навестить?
– Командира полка встретите, вместе с ним операцию проведете, дотемна доживете и можете съездить.
– Есть, - повеселевшим голосом откликнулся Левашов.
– II второй вопрос: тут вас корреспондент дожидается.
– Какой еще корреспондент?
– спросил Ефимов.
– Что у вас утром был. Вы, говорит, ему у нас в полку свидание назначили.
– А...
– сказал Ефимов.
– Еще не смылся?
– Нет, у меня...
– Ладно, завтра увижусь. Хочешь узнать, когда приеду? В этом была соль вопроса?
– Так точно, в этом, - признался Левашов.
– Приеду, когда потребует обстановка. Желаю успеха.
Ефимов положил трубку, прошлепал босыми ногами до койки, лег, накрылся одеялом и почему-то, без всякой связи совсем происшедшим за день, вспомнил о Средней Азии и о том, как в двадцать третьем году в Фергане дехкане из отряда самообороны принесли ему голову старого басмача курбаши Закир-хана. Насаженная на пику, бритая, коричневая, поросшая седой щетиной голова лежала на желтом, дышавшем жаром песке, а древко у пики бы то корявое, неструганое, с сучками.
"И откуда только придет на память такая ересь? И почему именно сегодня?" - засыпая, подумал Ефимов.
12
Не торопясь, но и не мешкая, Ковтун побрился, собрал свой единственный чемодан, положил его в кузов ефимовской полуторки, сам сел рядом с шофером и приказал ехать в штаб девяносто пятого. Полуторка была причудой Ефимова, он всегда ездил только на ней, и ее знали все бойцы в дивизии. Сбиться с дороги с ефимовским шофером было немыслимо, и Ковтун, едва машина тронулась, стал думать о предстоящей операции.
Две недели назад дивизия, поддержанная тремя артиллерийскими полками, предприняла удачное наступление и отбросила румын на несколько километров. Было взято полсотни орудий и до тысячи пленных, в том числе немецкие артиллеристы. Горячие головы, и среди них - Левашов, мечтали наступать дальше, но вместо этого был получен приказ закрепляться. Да никакого другого приказа и нельзя было ждать при общей обстановке, сложившейся на Южном фронте. Немцы продвинулись на пятьсот километров восточней Одессы - она держалась, приковывая к себе двухсоттысячную румынскую армию, - и слава богу! Большего от нее нельзя было и требовать.
В сводках Информбюро появилось сообщение о разгроме под Одессой двух румынских дивизий, а через три дня оправившиеся румыны начали жестокие контратаки. Фронт дивизии местами подался назад и принял зигзагообразную форму. Последнюю неделю Ефимов методично, один за другим, срезал эти румынские "языки", или, как он выражался, "подстригал их в свою пользу". Завтрашняя операция, лежавшая теперь на плечах Ковтуна, должна была покончить еще с одним таким "языком".
В темноте забелели первые домики Красного Переселенца. Ковтун вылез у знакомой мурадовской хаты, взял чемодан и, махнув шоферу, чтобы тот ехал обратно, открыл дверь.
Левашов встретил Ковтуна на пороге.
– Ефимов звонил про тебя, - сказал он вместо приветствия.
– Садись, подхарчимся, а то потом черта лысого поешь с этими...
– Он отпустил ругательство по адресу румын и немцев и первым сел к столу.
На столе стояла бутылка с виноградной водкой, миска с солеными помидорами, кусок брынзы и полкаравая хлеба.
– А где начальник штаба?
– спросил Ковтун, тоже садясь.
– Надо бы на НП поехать.
– Туда и поехал, - сказал Левашов.
– Сейчас машина за нами вернется.
Он налил по полстакана водки себе и Ковтуну и чокнулся.
– Будем знакомы - батальонный комиссар Левашов, Федор Васильевич, комиссар ныне вверенного вам девяносто пятого стрелкового полка. Прошу любить, жаловать и не обижаться.
Он залпом, не дожидаясь Ковтуна, выпил водку и закусил соленым помидором. Они были уже три месяца знакомы с Ковтуном, но своими словами он хотел подчеркнуть, что теперь они одной веревочкой связаны.
Ковтун равнодушно, как воду, выпил свои полстакана, тоже закусил помидором и стал говорить о предстоящей операции. Но Левашов не хотел сейчас говорить о ней.