Он вылез, зацепился за сломанную подножку и упал в грязь. Шинель Левашова была у него в руках. Над головами снова просвистело; девушка, бросив вожжи, легла на землю. Лошадь метнулась и понеслась. Лицо Лопатина было рядом с сапогами девушки.

Третий снаряд разорвался на дороге, лошадь опрокинулась на спину и заметалась, дрыгая ногами.

–  Ой!
– вскрикнула девушка.

–  Вы не ранены?
– спросил Лопатин.

Девушка ничего не ответила, только мотнула головой и всхлипнула. Ей было страшно, и она жалела лошадь. Разорвался еще один снаряд, и Лопатин зажмурил глаза. Прошла минута, разрывов больше не было. Лопатин почувствовал толчок в плечо. Девушка, приподнявшись на локте, тихонько толкала его в плечо сапогом.

–  А я думала - вы убиты, - сказала она, когда он поднял голову. Извините.

Лопатин поднялся, и они, озираясь так, словно могли заранее увидеть летящий снаряд, подошли к опрокинутой бричке. Лошадь, у которой была оторвана нога и распорот живот, лежало на дороге, слабо и жалостно подрагивая ногами, культей оторванной - тоже.

Лопатин достал из кобуры наган, обошел лошадь и выстрелил ей в голову.

Девушка, вздрогнув от выстрела, поглядела на затихшую лошадь, вздохнула, подняла с дороги санитарную сумку, отерла ее полой шинели и стала озабоченно шарить внутри.

–  Не побился, - образованно сказала она, вынимая из сумки пузырек и встряхивая его.
– А я боялась - побился.

–  А что это?
– спросил Лопатин.

–  Мыльный спирт. В Одессе, в аптеке достала. Для волос, а то никак не промоешь.

–  Пошли, - сказал Лопатин.

–  Давайте пулеметы возьмем, - сказала девушка.

Он забыл, а она помнила.

Вывалившиеся из брички пулеметы лежали тут же, среди разбросанного на дороге сена.

Девушка взвалила себе на плечо один. Лопатин взялся за другой, но ему мешала левашовская шинель.

–  А вы наденьте на себя вторую шинель, - посоветовала девушка.

Лопатин натянул левашовскую шинель поверх своей, поднял и взвалил на плечо пулемет.

До посадок оставалось метров двести открытого места.

–  По нашему батальону бьют, - сказала девушка, посмотрев в ту сторону.

У Лопатина знакомо засосало под ложечкой - дымы разрывов поднимались там, где через считанные минуты предстояло очутиться им обоим.

14

Перед тем как по всему фронту загремела немецкая артиллерия, Ковтун и Левашов сидели в посадках у наблюдательного пункта и, свесив ноги в окоп, завтракали чем бог послал: черствым хлебом, вареными яйцами и взятой с собой брынзой. Большего у командира второго батальона Слепова бог и не мог послать.

Командир и комиссар полка были довольны друг другом и первым, вместе проведенным боем. Бой сложился удачно, румынский "язык" был отрезан за час с небольшим и почти без потерь.

Левашов сам ходил в атаку и испытывал теперь счастливую усталость. Осмотрительный Ковтун сразу же после боя приказал артиллеристам подготовить данные для заградительного огня перед новой линией переднего края и послал начальника штаба к соседям, в морской полк, лично проверить стык с ними. Лишь после этого он сел завтракать; но зато теперь ел в свое удовольствие, с хрустом круша горбушку.

–  Чудное дело - атака, - говорил Левашов, тыча яйцо и соль, горкой насыпанную на газету.
– Всего ничего и пробежишь, а топаешь обратно - в ногах чугун, словно кругом света шел. У тебя так бывает?

–  Я в атаки с гражданской не ходил, - честно признался Ковтун.

–  Что-то сейчас Мурадов делает?..
– Левашов дожевал яйцо и стряхнул скорлупу с колен.
– Жив или нет, как ты думаешь?

–  Жив, - уверенно сказал Ковтун, не потому, что был уверен в этом, а потому, что сегодня вообще хорошо шли дела.
– Не всем же умирать. Будут и такие, что войну и начали и кончат.

–  В этом году навряд ли их разобьем, - сказал Левашов.
– Даже если прямо с завтрашнего дня начать обратно на них наступать, как они на нас, и то клади три месяца до границы.

Ковтун, ничего не ответив, показал на лежавшую рядом с Левашовым флягу.

–  Осталась вода?

–  Есть немного.

Ковтун отвинтил пробку, сделал три мелких глотка и снова завинтил ее.

–  Мурадов так говорил, - сказал Левашов, возвращаясь в мыслях к бывшему командиру полка.
– Насчет воды у нас в Одессе - только станковые пулеметы досыта пьют!

–  Забыл свою флягу, - виновато сказал Ковтун.

–  Нашел о чем беспокоиться!

–  А я не беспокоюсь, - сказал Ковтун.
– Я беспокоюсь - почему тихо?

–  Вот тебе и тихо, - оживленно и даже весело воскликнул Левашов, когда над их головами провизжал первый снаряд.

Не прошло еще несколько минут, и веселое настроение, с которым Левашов встретил свист первых снарядов, исчезло. К артиллерии прибавились минометы, огонь все разрастался, появились первые убитые и раненые.