Геля послушно поднялась и вышла, а он позвонил редактору.

Редактор долго не подходил, секретарша несколько раз говорила: "Еще минуточку!" - наверное, в редакции подписывалась последняя полоса. Наконец в трубке послышался недовольный голос редактора:

–  Чего не спится? Семейная жизнь надоела? Могу вызвать!

–  Вызывай, - сказал Лопатин. Его голос помимо воли дрогнул, и редактор услышал это.

–  Хорошо. Машину отпустил?

–  Отпустил.

–  Сейчас пришлю.
– Редактор повесил трубку. Геля вернулась и, разлив по стаканам, чай, села напротив Лопатина.

–  Нате курите, - протянул он ей пачку "Беломора".

–  Спасибо, я уже привыкла к махорке.

–  Ответьте мне, но только честно, почему вы вдруг сейчас мне это сказали?
– спросил Лопатин, радуясь, что он довольно удачно имитирует спокойствие.
– Вы поссорились с ней?

–  Не больше, чем много раз до этого.

–  Тогда почему же?

–  Не знаю, - сказала она, - наверное, мне просто надоело столько лет смотреть на все это. А потом, я сегодня поглядела в зеркало и вспомнила, что я ваша ровесница. Видите?
– Она приподняла со лба свои пестрые крашеные волосы - и показала седые корни.

–  А какое отношение имеет одно к другому?

–  Не знаю. Очевидно, имеет.
– Она помолчала.
– Хорошо, если я не сказала вам ничего нового.

Лопатин услышал за окном гудок машины и встал.

–  Опять уедете на фронт?

–  Должно быть, а что?

–  Если я съеду от вас, я занесу ключи к вам в редакцию.

–  А чего ради вы съедете?

–  Кажется, я устроюсь сестрой-хозяйкой в одно место. Ведь вы не собираетесь высылать мне аттестат?

–  Не собираюсь.

–  И никто не собирается. А мне жрать надо. И кроме того, чувствовать себя нужной не только нашей с вами дамочке!

Она впервые на памяти Лопатина так сказала о Ксении.

"Да, они сильно поссорились, - подумал Лопатин, - надолго, может, навсегда. Бывает в жизни и так".

–  Оставьте мне ваш "Беломор", не скупитесь, - густо закашлявшись, сказала Геля, когда Лопатин, вставая из-за стола, потянулся за пачкой, - а то я с этой махоркой совсем превратилась в мужика. Вы спросили, почему я вам сказала? Может быть, потому, что война, и во время войны все это как-то... Она не договорила.
– Если я съеду, я тут все приберу и запру. Не беспокоитесь.

–  Я не беспокоюсь.

Лопатин надел ушанку, застегнул полушубок и вышел вместе с ней в коридор.

–  Вы способны объяснить мне, - спросил он, уже взявшись за ручку двери, - ну, чего она пошла вчера к редактору клянчить, чтоб я вернулся? Чего ради была эта комедия?
– Говоря это, он почувствовал прилив злости от мысли об еще предстоявшем ему объяснении с редактором.

–  А вы что, только сейчас узнали, что у нее семь пятниц на неделе? зло, вопросом, на вопрос ответила Геля.
– То, что я дура, вы старались мне дать попять довольно часто, а то, что она дура, так за пятнадцать лет и не заметили?

Лопатин молча кивнул ей и вышел. А она, не затворяя двери, посмотрела ему вслед и, вынув из кармана халата предназначенное ему Сюнино письмо, полное лжи и душевной сумятицы, изорвала его на мелкие кусочки своими желтыми, прокуренными пальцами.

Когда Лопатин вошел в редакторский кабинет, все полосы были уже подписаны, номер ушел в машину, но редактор, по старой газетной привычке, еще не ложился спать, ожидая, когда выпускающий принесет первую пачку пахнущих краской газет.

В редакции шутили, что редактор не ложится спать, пока не понюхает газету. Шутили, впрочем, с оттенком уважения: редактор знал свое дело, а это ценят и в тяжелых начальниках.

–  Прибыл? Садись, сейчас нам чаю дадут, - сказал редактор, увидев входящего Лопатина, и всем телом потянулся в кресле.
– И как это только тебя жена отпустила?..

–  Она улетела.

Редактор присвистнул, хотел сказать что-то резкое - он по привык лезть за словом в карман, - по вошла секретарша с чаем, и он остановил себя. Пока она стелила на стол салфетку и ставила на нее чай и галеты, он смотрел на Лопатина и вспоминал, как именно в это время и именно на этом месте, где сидит сейчас Лопатин, сидела вчера ночью его жена.

До вчерашнего дня редактор не знал жены Лопатина. Она была непричастна ни к их делам, ни к их дружбе. Он знал, что у Лопатина есть жена - красивая и много моложе его. Вот и все. Вчерашняя встреча оставила у него в памяти впечатление какого-то длинного сумбура. Он еще цинично подумал тогда, что, на верно, у этой красивой и слезливой женщины есть свои приятные для мужа стороны, но разговаривать с ней утомительно. Рыдала, говорила о том, сколько семей на ее глазах; уже разрушила война, умоляла вызвать ее мужа в Москву, чтобы и у них по случилось того же самого... А теперь, когда вызвал, - нате, здрасьте - улетела!