" Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда обвиняемому Саидову Саиду избрать содержание под стражей..."

– Ты меня не отпускаешь?
– Это был удар ниже пояса.

– Распишитесь...

Горец дрогнул. Он не ожидал ничего подобного. Словно во сне, поставил подпись.

– И еще здесь...

" Авгуров даже не будет знать, где я. Станет искать на Белорусском..."

Следователю позвонили по телефону. Саиду показалось, справлялись о нем.

– Сейчас узнаю...
– Следак не смотрел в его сторону.

Он отнес трубку от уха. Чуть повременил. На другом конце провода могли думать, что он поднялся, куда-то вышел, чтобы узнать требуемое.

После паузы следак сказал в трубку:

– У нас его нет и не было... Да, пожалуйста.

Молодые люди в кабинете старались держаться рядом с Саидовым, как санитары вокруг буйного психа, которого забирают в дурдом. Но он и не думал оказывать сопротивление.

Мысли текли вразброд.

– Матери сообщите, что я у вас!

– Сообщат, сообщат...
– конвоиры спешили.

Следак смотрел в сторону, ничего не сказал.

– А то ведь будет волноваться!

Горец совсем растерялся. Снова заговорил о матери:

– Она - учительница... Всю жизнь в школе. Сами знаете, как с детьми. Нервы никуда...

– Нервы сейчас у всех ни к черту!
– старший из конвоиров полноватый, с бесцветными бровями, в конопушках на лице, надел на него наручники, подтолкнул к дверям.
– Пошли!

– Машину вызвали?
– спросил его следак.

– У нас есть.

В Бутырку доставляли в "волге" родного транспортного Управления. Дежурный взял ее на вокзале у Картузова. Водила был тот самый, что вез Картузова, его и Авгурова из министерства. Конвоиры были тоже менты - из дивизиона. "Дикая дивизия".

Петрович не знал, как себя вести в таких обстоятельствах. На всякий случай делал вид,что не узнал арестованного.

Тем не менее Саид попросил:

– Петрович, у меня просьба. Пожалуйста. Позвони полковнику Авгурову. Скажи, где я !

Петрович не ответил. На этот счет у него не было никаких инструкций. Саид понял:

" Бесполезно. Не передаст..."

Ехали какими-то незнакомыми скучными улицами - ни витрин, ни вывесок. Одни пятиэтажные хрущебы. Ему даже не разрешили купить по дороге сигареты.

Везти в тюрьму - тем более своего - мента!
– не каждому понравиться. Конвоиры хотели скорее освободиться.

Саиду до самого конца, пока не подъхали к тюремным воротам, в голову лезли одни пустяки:

" Почему машина вокзала, а не Управления и не транспортной прокуратуры?

Повидимому, с транспортом напряженка. Авгуров, например, сам у всех просит..."

Постепенно сквозь всякий сор стали пробиваться мысли более существенные.

Его арестовали за чепуху - за то, за что ни в России, ни у него в республике ни одного стоящего мужчину никогда еще не лишали свободы.

" Ну, попросили мяса на шашлыки - ну, мясник отказал!"

Они же его за это не оскорбили, не ударили. А порно... Они же не подкинули ему похабную эту видеокассету! Она действительно у него была! Почему же ее оставили без внимания...

Всю процедуру по приемке и оформлению в Следственный Изолятор номер 2 - в просторечии, в Бутырку - оформили быстро.

Лишь в боксе - в плохосвещенном, душном ящике - без шнурков, без ремня, даже без сигарет, - он осознал, наконец, что с ним произошло и почему!

" Я их не интересую! Меня арестовали, чтобы дотянуться до моего родственника! Мне будут мотать срок, чтобы забросать грязью Авгурова! Позор ждет меня и мою маму! Бедная мать!"

В Москве он часто ее вспоминал.

Мать его была необыкновенным человеком. Простая аульская женщина, она поехала в город и стала учительницей, а потом вернулась в аул и выучила не одно поколение сельских ребят. Некоторые из них даже стали очень большими людьми. За свою работу мать получила орден. О ней писали газеты. Ее имя узнала вся республика.

– О-о-о!

Саидов даже застонал от унижение и гнева. И, видно, громко. Открылось очко в двери, чей-то глаз впился в арестованного - огромный, в окружении очка.

Глаз покружил по грязно-зеленоватым стенам, щербатым и бугристым чтобы на них не писали - после чего очко снова закрылось.