Эксперта держали из жалости да еще из-за его высочайшего профессионализма. В науке, изучающей огнестрельное оружие и боеприпасы применительно к раскрытию преступлений, равных ему в Москве было немного.

– Надеюсь, он не потеряет наш вещдок, - резюмировал Качан.

– Я тоже на это рассчитываю.

Игумнов огляделся.

Пассажиров в автоматической камере хранения в этот час почти не было. Наплыв людей ощущался утром, с ранними поездами, когда пассажиры занимали ячейки на день. К ночи автокамеры обычно освобождались. Работы было немного.

Персонал слонялся без дела.

С Веркой поддежуривала механик - мелкая невидная из себя дурнушка. Она тут же подошла.

– Я нужна?
– Она постоянно проявляла ко всему неумеренное любопытство.

– Нет. Иди.

– Ничего не случилось?

Игумнов не раз замечал: механик старается подслушать разговоры, которые менты ведут между собой. На этот раз Игумнов, еще войдя, покосился в ее сторону, и механик сразу скрылась в глубине отсека.

" Качану и Верке надо быть осторожнее с ней..."

Игумнов понимал, что происходит. До Верки это не доходило, она не сводила влюбленных глаз с Качана. В последнее время в Качана и в Верку словно бес вселился. Их постояннно видели вместе. Теперь они и часа не могли провести врозь.

Борька был оживлен и, похоже, поддал самую малость. Спросил у Игумнова бесшабашно-громко - так, что и Верка, и механик тоже слышали:

– Перерыв у нас ночью будет, начальник?
– Он был весь предвкушением веркиных ласк.

– А как же. Час для приема пиши. Сразу, как отправим делегатов волгоградского поезда...

Все это было не к добру: Качан был женат, Верка - замужем. К тому же с маленьким ребенком...

Но сейчас Игумнова больше беспокоил поддатый эксперт.

– Ты хоть постарался ему вдолбить?!

– Я ему написал во-о-от та-а-кими буквами! Положил под стекло: " ПУЛЯ"!

– Ночью ему тоже дежурить?

– У них перерыв до двадцати двух.

Игумнов повернулся, чтобы идти.

– Ты остаешься?

– Мне еще проверять посты на платформе...
– Качан помахал Верке рукой.
– До после волгоградского...

Они вышли на перрон.

Пока Игумнов отсутствовал, на платформе произошла смена караула. По чьему-то указанию произвели передислокацию сотрудников КГБ, охранявших члена Политбюро, Первого республиканского секретаря - чей персональный вагон стоял на Восьмом пути.

Игумнов сразу ее ощутил.

По платформе разбрелись чужие оперативники. К Отделу милиции никого не подпускали.

" К чему бы это?
– Объяснение могло быть одно.
– КГБ не дремлет! Информацию о выстреле на перроне зажали, а меры по усилению приняли!"

Впрочем, тут же нашлось и другое истолкование.

От въезда в вокзал, из под запрещающего знака, показался приближающийся торжественный кортеж. Впереди первой черной "чайки" шли две сопровождающие "Волги" охраны с мигалками. Колонна сверкающих лаком новеньких машин свернула на перрон.

Качан хмыкнул:

– Первый ихний приехал...

Откуда-то сбоку на платформу тут же набежали легко узнаваемые мелкорослые телохранители - на всех серые пальто деми, воротнички с коллекционным каракулем, начищенная обувь на высоких - выше обычного каблуках.

Первый - он же член Политбюро - выходец из полунищей семьи из какого-то дальнего бедного аула - длиннорукий, решительный, владеющий нынче абсолютной властью в своей республике - вышел из "чайки", направился к своему персональному вагону. Тут у него были личные дела, помимо тех, которыми занимался размещенный в вагоне штаб.

Помимо машин с правительственными номерами, телохранителями и обслугой, у персонального вагона с протянутыми к нему от вокзала коммуникациями и круглосуточным постом, сновали сомнительного вида золотозубые земляки Первого - с наполненными чем-то мешками, сумками, свертками...

" Спекулируют что ли?!"

Высокий гость пересек заградительную линию поста и словно расстаял в горловине станции, окруженный телохранителями.

Грубый голос позади окликнул обоих ментов:

– Проходите! Чего стоять...

Розыскники оглянулись.

Каракулевый воротник. Острые глаза, короткие усики, крепкий подбородок.

– Ты нам, что ли, мужик?

– Вам, вам!

– Ты лучше туда смотри!
– Игумнов ткнул рукой в сторону правительственного вагона.
– А здесь мы сами справимся.