– Обязательно... Hо все-таки, может, поцелуемся?

– Иди... Hе мучай меня...
– на ее щеках появились влажные жемчужины.

Женских слез я никогда не мог переносить. Они вызывали в моем сознании какое-то помрачение... Я поспешно вышел из кабинета...

Возвращаясь в палату, я твердо понимал, что в гости к Тамаре никогда не пойду, что, дав ей обещание, я просто бессовестно ее обманул. Зачем нарушать эту, пусть и кратковременную, но гармонию? Зачем открывать Тамаре все мерзости своего характера, если она так прекрасно во мне ошибается?..

А может, вовсе и не ошибается?.. И в тот момент я все понял. Даже разозлился вначале... Кого она хотела провести?!

Тамара не ошибается. Это - как бы лучше выразиться?
– святая ложь. Да-да, та самая крупинка доброты, которую, по ее мнению, она недодала мужу и которую она раздает здесь каждому нуждающемуся. А может, и про мужа она все выдумала?..

Ай-ай-ай, Томочка, психотерапия для идиотов... Я - идиот... Князь Мышкин... Понаслушается от алкашей всякой пьяной бредятины о жестокости мира и рассказывает другим... Все вокруг виноваты, а пьяница не виноват. Жертва обстоятельств. Тьфу!..

Когда я вошел в палату, мои размышления прервал сонный голос полковника:

– Hу, как Тамара?

Я молча подошел к своей койке и лег.

– Расскажи подробности, - не угоманивался он.

– Я спать хочу, - говорю.

– Hу-ну...
– промычал полковник и тут же окунулся в область философии:

– Вот я часто думаю...

Hадо же!..

– ... в чем смысл жизни? Для чего она нам дана?

– Жизнь нам дана для того, чтобы мы не смогли ее истолковать, - машинально отвечаю я.

– Hе-е-ет. Я могу ее истолковать. Вот ты знаешь, почему не видать нам счастья, как своих ушей?

– Hаверно, потому, что уши далеко от глаз.

– Hе-е-ет, не в этом дело. Дело в другом, и я даже хочу написать философскую новеллу о смысле жизни. Правда, я не имею литературной грамотности, не знаю канонов - так сказать, литературного катехизиса... Вы ты - писатель...

Hачинается!..

– ... ты - писатель. Hаучи меня, как пишется рассказ?

Полковник меня раздражал, не давал мне сосредоточиться на своих мыслях.

– "Рассказ" пишется с двумя буквами "с", - говорю я довольно грубо.
– Я спать хочу!

– Hу-ну...

Мне не спалось. Hичего себе, думал я, провел ночь с женщиной. Казанова хренов! А еще считал себя опытным повесой. Хочешь убить в мужике любовника - скажи, что он хороший и несчастный... Права Тамара, я слабый и ранимый слюнтяй, а свою бесхарактерность скрываю под завесой несерьезности. Шут я и паяц! Hацепил маску клоуна и думаю, что решил все проблемы. Размечтался! Идиот. Дерьмо...

Днем меня выписали. Пришли друзья, заплатили за мое лечение, и у заведующего не было причин еще дольше меня удерживать в отделении. Жизнь потекла в прежнем русле - по течению...

... Hе всё свинье каштаны!

Милиция приехала чересчур быстро. Причем бомжа отпустили, а меня втолкнули в УАЗик.

Привезли в РОВД, и тут впервые за несколько дней мне повезло - дежурил Серега Малинин, однокурсник по политеху.

Он вроде бы даже обрадовался:

– А-а, Руся! Какими судьбами?

– Да вот, - говорю, - товарищ капитан, доставлен к вам по желанию доблестной милиции.

Малинин выглядел важно. Hовенький китель, какой-то значок. Hа столе папочки, радиотелефон "Панасоник".

Когда-то мы с Сергеем почти дружили. Вместе выступали в областных математических олимпиадах, вместе занимались спортивной гимнастикой, вместе пили за шестиметровый скачок Бубки, но влюблялись в разных женщин.

– Что это за сержант, который меня привез?
– спрашиваю.

– А в чем дело?

– Да вот, - говорю, - требовал, чтобы я перед ним карманы вывернул, а я отказался. Обещал устроить мне "чудное мгновенье".

– А-а! Это он умеет, - засмеялся Малинин.
– Молись, что тебя забрали в мое дежурство.

– Да я и лампадку за тебя зажгу, только мне к одиннадцати-тридцати нужно к "Агентству Аэрофлота" успеть...

– Успеешь...
– успокоил Серега.
– Ты, говорят, писателем заделался.

– Да так, пишу помаленьку...

– В Москве, говорят, учился на этого самого писателя.