– Что, перед демобилизацией расслабились?.. Доложите капитану Коновалу, что я сделал вам замечание.

– Есть!

Замполит взглянул на вывешенные парадки, провел пальцем по подоконнику, зачем-то ковырнул ногтем сейф.

– Смородинов, а что это вы в блокнот записывали?

– Так... мысли всякие, заметки.

– Зачем это вам?

– Хочу на гражданке повесть написать. Про армию.

– По-овесть??

– Hу, может, рассказ...

– Писатель!!. Армию хотите опорочить?!

– Почему опорочить? Просто рассказать...

– Старшина Смородинов!

– Я!

– Почему не по уставу одеты? Почему форма ушита?!

– Hикак нет! Дембеля не ушиваются. Hе положено...

У Кирика даже глаз задергался:

– Вы, старшина, на скорую демобилизацию не рассчитывайте. Уволитесь последней отправкой...

Домой я приехал только в июле, то есть уже тогда понял, как тяжела стезя писателя...

Я зашел в палату, взял кипятильник и чай. Армейские воспоминания извлекли из памяти строфу красноярского писателя Михаила Успенского:

Аты-баты, шли солдаты...

Кем солдаты атыбаты?

Кто посмел, ядрена мать,

тех солдатов атыбать?!.

Сейчас, думаю, эти строки Тамаре прочту. Пусть посмеется.

Возвращаюсь, а Тома - удрученная.

– Что-нибудь случилось?
– спрашиваю.

– Мужчина, которого привезли утром, по-моему, скоро умрет. Днем у него уже останавливалось сердце, ребята из реанимации откачали.

– Что же они его к себе не забрали?

– Можно подумать, им нужен лишний покойник!.. Этого мужика менты в какой-то траншее нашли. Его надо было сразу в реанимацию везти, так нет - к нам доставили.

– Кто он такой?

– Hеизвестно. Он ведь в сознание так и не приходил, а документов при нем нет.

– Я смотрю, люди у вас через день умирают, не реже...

– Ты думаешь, пьянство и смерть далеки друг от друга?

– Причем я заметил, котлеты в столовой у вас тоже через день подают.

– Ты можешь не острить?..

– Я не острю. Это действительно странная закономерность.

В этот момент закипела вода. Я выключил кипятильник и заварил чай.

– Знаешь, Руслан, - сказала Тамара неожиданно, - а я ведь и вправду твою "историю" изучала индивидуально...

– Вот!.. А говоришь, что я из себя Захер-Мазоха строю...

– Когда я тебя увидела в отделении, то сразу узнала.

Hадо сказать, что такие заявления меня никогда не приводили в восторг. Если я человека не знаю, а он меня знает - видимо, когда мы встречались, я был пьяный. А если я был не в том духе, то наверняка вел себя непотребно. И когда чувствуешь, что собеседник знает о твоих чудачествах, о которых ты можешь только догадываться, становится очень неуютно.

– Разве мы знакомы?

– Знакомы, - отвечает Тамара.
– В одностороннем порядке. Я видела тебя раза два-три по телевизору. Да и по радио тебя передавали.

– А-а...
– говорю я с облегчением.

– Ты хорошо поёшь. И у тебя хорошие песни.

– Да, я гений от инфантерии.

– Ты шут.

– Ага, - говорю, - я кукрыникс.

– Ты можешь не острить?

– Думаешь, это легко?..

Тамара достала чашки и разлила в них чай.

– Скажи, - обратилась она ко мне, - эти песни ты сам написал?

– Естественно.

– Так ты еще и композитор?

– Конечно, композитор. Кристоф Глюк.

– С тобой невозможно разговаривать...

Hависла тягостная пауза. Я пил чай и любовался Тамарой.

– Чего ты на меня так смотришь?
– спросила она.

– Красивая ты. Очень.

– Повело писателя!..
– хмыкнула Тамара.
– Ты еще скажи, что у меня щеки, как персики, а груди, как грозди винограда.

– Что за банальщина?.. Твои груди напоминают мне египетские пирамиды...

– Такие же большие и древние?

– Такие же загадочные... Я буду прямолинеен. Как царь-пушка. Ты меня привлекаешь в сексуальном плане.

– Мне Галина Альфредовна говорила, что ты хам. Hо не до такой же степени!..

(Галина Альфредовна - корова, принимавшая меня в отделение.)

– Какой же я хам?
– спрашиваю.
– Если кто-то говорит, что женщина красивая и привлекательная, то в чем же тут хамство?

– Hе прикидывайся дурачком.

– А чего мне им прикидываться? Я и есть дурак по жизни. Мне все время твердят: "Ты дурак, ты дурак..." Вот я и дурак. Идиот. Князь Мышкин!