Шрифт:
На одном этаже с Викой в соседней однокомнатной квартире проживала добрая, ласковая старушка, бывшая учительница Мария Федоровна. Ей, наверное, было уже под восемьдесят! Но она, худенькая и суетливая, жила независимо от своего возраста и была настолько заботливым человеком, что даже свои болезни словно оберегала от дурного глаза, заботилась о них, и болезни уважали ее, не одолевали мучительно, а приходили к ней, как старые приятели на огонек.
– Вот и сердечко расшалилось опять, словно детство вспомнило, - говорила Мария Федоровна о своих, иногда случавшихся сердечных приступах. Мария Федоровна очень любила Оксанку, "Викину дочурку", как говорила она. С откровенным удовольствием выручала Вику эта старушка: присматривала за ее крохотной девочкой. Благодаря чему мы с Викой могли безболезненно проводить свободное время по своему усмотрению. Вот и сейчас Оксанка была в гостях у Марии Федоровны...
Мои размышления прервались, в проеме двери возникла Вика. У нее в руках был поднос с чайным сервизом.
– Ну, вот и чай!
– воскликнула она.
– Ее нельзя понять со стороны!
– заговорил я.
– И календарь она имеет свой, - я широко развел руки, - Где сроки будней каждому ины. Я от любви полжизни - ВЫХОДНОЙ!
– громко и весело продекламировал я.
– Ах так!
– улыбчиво удивилась Вика, - Я, значит, там, на кухне стараюсь себе, стараюсь, а он, бездельник, оказывается, уже полжизни ВЫХОДНОЙ! Да еще от чего, - от любви!
– игриво выкрикнула она последнюю фразу.
– Да что вы, мадам, - развлекательно оправдался я.
– Ну, я тебе сейчас устрою Великие Будни!
– радостно прошипела на меня Вика. Быстро поставила поднос на стол и погналась за мною, а я убежал от нее на балкон и закрылся там на шпингалет: показывал язык, строил рожицы через мутное стекло...
Вначале, когда я пришел сегодня к Вике, она взволнованно выслушала мой рассказ о посещении отделения милиции. Но успокоилась, поняв, что ничего страшного не ожидается.
– Если тебя из-за веры преследуют, то это благородные муки, Сережа...
– сказал она и поддержала, - да Бог с ними со всеми! Неужели ты пропадешь без их должности. Пусть еще поищут такого директора!.. Если что, приходи работать к нам в парк!..
– Все! Сережа! Хватит... Чай остывает...
– кричала в мутное окно Вика. Я оставил свои шалости и вошел в комнату, и мы с Викой обнялись.
– Любимый человек мой...
– прошептала она возле моего уха.
Раздался телефонный звонок... Вика подошла к аппарату и сняла трубку.
– Да, - сказала она.
– Да, сейчас, одну минутку, - и она прикрыла микрофон трубки своей узенькой ладонью, обратилась ко мне.
– Это тебя, Сережа.
– Кто?
– спросил я.
– Какой-то Иван, - сообщила Вика и подала трубку мне. А я уже подошел и легким движением подхватил трубку из ласковых рук.
– Алло!
– огласил я свое присутствие у аппарата.
– Алло! Здравствуй, Сергей, - сказал Иван.
– Здравствуй!
– ответил я.
– Послушай, тебе Корщиков не звонил?
– поинтересовался Иван таким тоном, словно он стоял сейчас на том конце провода и озирался по сторонам, высматривая засаду.
– Нет...
– ответил я и поинтересовался в свою очередь, - а что случилось? В это время я увидел, как Вика приостановилась у кресла и стала прислушиваться к моим словам. Теперь и мне приходилось говорить, будто за углом засада...
Больше всего я беспокоился о том, что Иван может спросить что-нибудь такое, на что в присутствии Вики отвечать я не смогу. Но я успокаивал себя: "Иван благоразумный человек!" Однако я вслушивался в его голос настороженно и отвечал медленно, вкрадчиво анализируя свои слова.
– Слушай, Сереж, - говорил Иван, - если тебе вдруг по-звонит Корщиков и будет предлагать коврик, то ты ни в коем случае не покупай его!
– А почему?
– спросил я.
– Тебе надо отходить от них!
– сказал мой учитель.
– От кого?
– спросил покорно я.
– От Корщикова и от Ани, понятно?
– внушительно определил Иван.
– Да... А почему?
– не сопротивляясь, все так же покорно спросил я.
– Об этом потом, при встрече!
– утвердил учитель.
– Хорошо, - согласился я.
– Ну пока, - попрощался Иван и повесил трубку.
Я тоже положил трубку и посмотрел на Вику, и улыбнулся ей, а сам подумал: "Я не успел спросить, что за коврик?.."
– Давай пить чай, - сказал я Вике.
– Что-то не так? Зачем он звонил?
– спросила она.
– Не обращай внимания, - это с работы. А на работе, сама понимаешь, всегда каждый день какая-нибудь кутерьма! И тут я вспомнил еще и о пропавшем магнитофоне, но сразу же отмахнулся от этой вчерашней, тяжеловесной мрачности...
Мы с Викой сидели друг возле друга, и пили чай, и переглядывались. Жила Вика скромно. Ничего особенного, дорогого, как и лишнего в ее комнатах не находилось. В одном углу в комнате стоял на тумбочке с отпиленными ножками черно-белый телевизор "Крым", в другом углу висела икона, под ней горела лампадка, в противоположном углу несколько книжных полок, поставленных прямо на пол друг на дружку, в последнем углу на стуле чернел телефонный аппарат, а посредине комнаты два старых кресла и невысокий стол. В соседней комнате находились две кровати: одна большая, деревянная, а другая маленькая, детская, тоже деревянная; был там еще шифоньер и трельяж...