Шрифт:
– Я полагаю, что ты прав, Паша, но прав - однобоко, искривленно как-то, - сказал я.
– Почему же?
– возразил Паша.
– А вот почему: любовь - это состояние, ты согласен? спросил я, ибо памятовал о том, что в разговоре с Мечетовым всегда необходимо иметь представление о его платформе, иначе можно было уйти в такие дебри, что и не отыщешь друг друга.
– Да, - согласился Мечетов, - любовь - это состояние, но состояние, сформированное из чувств, из комплекса чувств!
– Хорошо, - сказал я, - идем дальше... Зачем же смотреть на любовь так спектрально, я сказал бы - не по-литературному, Паша! Ведь, смотри: к чему же свою любовь привязывать, определять навек среду ее обитания!? Она ведь и так выродиться может, или привести к сумасшествию, или ограничить!..
Такая любовь - горе и невзгоды! Пожалуй, при такой любви из постели-то не выберешься, и от ее губ не оторвешься, молчать будешь, и дальше ее груди - ничего не увидишь! Мне кажется, Бэкон прав: надо научиться отодвигать любовь, а я уточнил бы по-своему! Любовь надо уметь переносить с объекта на объект.
– Ну, это оправдание для разврата, - возмутился Мечетов.
– Послушай, Паша: мы сейчас не будем с тобою, если ты не возражаешь, углубляться в подобные, я считаю, мелкие переносы любви. Это, я тебе скажу, кому как вздумается - заниматься развратом или еще чем... Давай-ка остановимся поближе к Бэкону! Согласен?
– Ну, давай!
– согласился Мечетов.
– Бэкон имел в виду, - продолжал я, - отстранение любви от главных дел, а главное дело для человека, по большому счету, это все-таки путь к истине, не правда ли?
– Согласен, - сказал Мечетов.
– Так вот, - уверенно заговорил я дальше.
– Я и определяю, что надо научить свою любовь переносить от конкретного, любимого человека и превращать эту любовь в устремленность к истине. Любовь - это энергия устремленности, ее очарование!
– Ну, хорошо!
– вмешался Мечетов.
– Ты отвел свою любовь от любимого человека, а он, этот человек - раз, и все, его нет, ушел, предположим, и навсегда!
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, Паша, - сказал я - И сейчас постараюсь тебе объяснить, почему я так думаю... Да, конечно же, я согласен, что если любимого человека, словно куклу, отвергать и привлекать по своему желанию, то это мало к чему хорошему приведет... Но здесь необходим бумеранговый такт! Запустил бумеранг, а пока он возвращается, мало того, что он успеет сделать что-то важное - поразить необходимую цель, ты, ко всему прочему, имеешь полное ощущение, что этот бумеранг принадлежит лишь тебе, и он обязательно вернется, и ты даже знаешь когда, и все это радует тебя, но у тебя есть свободное от него время и восторг встречи - впереди!.. Ты меня понимаешь, Паша?
– Начинаю понимать, но как это будет выглядеть на практике, так сказать, в жизни?! Говорить-то хорошо и легко! У меня вон трое детей, и куда их и жену забумерангивать, и как?!
– спросил Мечетов и, тяжело вздохнув, добавил, - писать не дают. Мы немного помолчали. Я посматривал на Пашу, а он на меня. Паша на два года был моложе меня, но, действительно, чудотворец, не иначе, - уже имел троих детей! Выглядел он измученно, но был подвижен в жестах и мимике... Сам невысокого роста, но широкоплечий. Вечно в старых одеждах, еще бы, зарплата у него сто рублей, - охранник на заводе: работа сутки на трое, "один к трем" - как любил шутить он. Глаза у Паши голубые, лицо острое, а лоб размашистый и высокий. Паша по-ляк по деду. Раздался телефонный звонок. Я извинился перед Мечетовым и поднял трубку.
– Алло...
– услышал я тихий голос Ани. "С чего бы это вдруг она позвонила?.." - подумал я.
– Алло - отозвался я.
– Здравствуй, Аня!
– Здравствуй, Сережа...
– медленно проговорила она, что не было похоже на ее тон общения, и я немного насторожился.
– Давненько мы с тобою не разговаривали, - сказал я игриво.
– Сережа...
– будто позвала меня Аня на том конце провода, и я отмахнул от себя шутливый тон.
– Мне надо с тобою встретиться, - сказала Аня.
– Ты сегодня сможешь часов в шесть в том кафе, где мы с тобой как-то сидели прошлым летом, помнишь?
– Это возле автострады?
– припомнил я.
– Да, - подтвердила Аня.
– Ну это же летнее кафе, насколько я помню!
– возразил я.
– Там, рядом, его зимний зал, - все так же тихо, даже, как мне показалось, печально сказала Аня.
– Ты сможешь прийти?
– медленно проговаривая слова, спросила она.
– Хорошо!
– согласился я вопреки всем наставлениям Ивана.
– Я буду там в шесть, - сказал я, даже не успев пожалеть об этом.
– А что случилось?
– крикнул я, будто вдогонку, потому что мой вопрос повис в телефонном проводе, по которому уже звучали отрывистые сигналы: Аня положила трубку... Я тоже положил трубку на аппарат.
– Слушай, зачем ты ходишь в литобъединение?
– спросил я Пашу, чтобы поскорее приглушить чувственную остроту и привязанность к отзвучавшему телефонному звонку.
– Я же тебе уже говорил: я хожу туда, чтобы заряжаться! Меня берет злость от того, как они погано пишут, эти его члены, и я начинаю работать, как бы отталкиваясь от них!
– объяснял Мечетов.
– Что ж, может, ты и прав...
– подчеркнул я.
Тревога от телефонного звонка улеглась. Предстоящий вечер в моих мыслях перевесил весь день. Я точно знал, по крайней мере, не было повода сомневаться в этом знании, что мне встреча с Аней худого принести ничего не могла, и поэтому на сердце у меня все-таки лежало относительное, но спокойствие. Но зато теперь я прямо начинал чуть ли не физически ощущать, как время дня потекло быстрее, оно ускорялось на глазах. Я давно уже сделал вывод: хочешь быстрее жить - поставь себе какую-нибудь цель и достигай ее. Хочешь жить долго - живи бесцельно! Только цель должна быть не ожидаема тобою, а достигаема! "Значит, я очень хочу этой встречи, - подумал я, - ибо не почувствовал бы я тогда устремление времени".