Пожав мнe руку, он поворачивается к полкам со старинными монастырскими книгами, недоступными другим заключенным, а только ему, как библiотекарю.

Счастливец! Его мысль горит и сверкает, и его жизнь полна содержащем даже здeсь, в условiях лагеря...

"Профессор кислых щей"

В одном из зданiй кремля, в бывшей монастырской кельe, нынe красочно именуемой "комнатой научных работников", почти безвылазно сидит наша "ученая крыса", бородатый сосредоточенный Сережа. Он немного не от мiра сего. Его вниманiе и силы ушли в разработку абстрактных проблем математики и астрономiи. Когда он был еще на волe, выдающiеся профессора пророчили ему блестящую карьеру, но волей ГПУ эта карьера была прервана.

Сейчас он предложил ВПО разработать вопрос о влiянiи климатических перемeн на ход рыбы по метеорологическим данным, сводкам рыбных артелей и старинным монастырским источникам.

ВПО ухватилось за эту мысль: вот-де, можно щегольнуть перед наивными читателями совeтских газет: "Посмотрите, мол. У нас, на Соловках, даже наука процвeтает!"...

И Сережа был немедленно снят с укладки кирпичей и поставлен на "научную работу".

Когда видишь его за письменным столом, заваленным книгами и бумагами, ясно ощущается, что это -- 353 его сфера. И, дeйствительно, Серж нeсколько оторван от жизни и от нашей семьи. Его интересы выше и шире рамок настоящаго. Он не замeчает окружающаго. Ему почти все равно, когда, как и что он будет eсть, сколько разнообразных дыр в его костюмe и что будет через год-два. Но память и точность нашего будущаго профессора замeчательны, и свeжая еловая вeточка весело зеленeет в петлицe его стараго, рванаго пиджака.

– - Слушай, Серж! Пройдемся-ка по свeжему воздуху, а то у тебя, как у Фридриха Барбароссы, борода сквозь стол прорастет...

– - Нeт, Борис, спасибо. Тут у меня как раз мысли ядовитыя назрeли, да и Николай со старых полок гдe-то выкопал книгу о монастырском рыболовствe XVII вeка. Я уж посижу, а ты там от моего имени попережми лапы ребятам. Это как раз по тебe -- циркулировать по разным мeстам. А у меня темперамент книжный. Кстати, вот: получил я каким-то чудом письмо от Римы, пишет что и она, и твоя Ирина, и бeдняга невeста Сени -- Ниночка, и другiя наши вдовыя жены основали в Москвe что-то вродe содружества скаутских жен и налаживают планомeрную помощь и нам, мужьям-неудачникам, и холостякам-скаутам. Так что с первыми пароходами ждем прежде всего противоцынготных средств. Ты уж там по своей врачебной части распредeли, что кому, да заодно и бодрость поддержи. Не зря же тебя Валерьянкой Лукьянычем зовут. А я уж за твое здоровье посижу -- работа заeла.

Апостолы скаутизма

В строительном отдeлe -- низком деревянном баракe, наскоро сколоченном из "горбылей", за чертежным столом склонились рядом двe головы -- Петро и Саша. Их положенiе в нашей скаутской семьe исключительное -- это наш "суд чести", наша скаутская совeсть. Их моральный авторитет стоит так высоко в наших глазах, что каждый из нас старается оцeнить свои поступки и рeшенiя под их углом зрeнiя. И если лица Петро и Саши 354 омрачаются, каждый из нас чувствует себя пристыженным.

Сколько раз вопрос: "а как бы посмотрeли на это "наши судьи"?" -останавливал многих из нас от поступка, спорнаго с точки зрeнiя морали скаута.

Нижегородец Саша -- это тип русскаго идеалиста. Худощавый и нeжный, с большими сeрыми глазами и мягкой улыбкой, он всегда невольно напоминал мнe Алешу Карамазова, который, по образному выраженiю нашего скаутскаго поэта:

"С отчаянiем во взорe

У Бога вопрошает,

Зачeм Он создал мiр,

Во злe погрязшiй?...

Его душа, как нeжная мимоза,

Его вопрос, как острая стрeла..."

Ложь и неправда жизни жестоко бьют и ранят его душу. Трудно живется ему среди окружающаго гнета и произвола, и ему больно видeть, как нeкоторые из нас ищут и находят компромиссные пути для дeятельности даже в этих условiях...

Я часто чувстувую и на себe его грустный испытывающiй взгляд и знаю, что ему больно видeть меня в кругу тюремщиков, чекистов и наших "красных жандармов". Он согласен с тeм, что занимаемое мной положенiе дает мнe возможность помогать многим, что это неизбeжный компромисс в суровых условiях лагеря, но он не боец, а идеалист-мечтатель, и его душe тяжело. Инстинкт борьбы ему чужд.

Другой чертежник -- Петро, такой же славный юноша, прямой и стройный, с ясным безхитростным умом и безмятежным сердцем. К нему как-то не пристает грязь жизни. Он находит силы в самом себe, чтобы спокойно переносить свое положенiе. Никто не слыхал от него ни одной жалобы и рeзкаго слова осужденiя. Он всегда старается вдуматься в причины поступка, в причины ошибки, и его мнeнiя, в противоположность суровому сужденiю Саши, всегда снисходительны и человeчны. Саша судит поступки с точки зрeнiя скаутской морали, Петро оцeнивает их, еще и снисходя 355 к человeческой слабости, учитывая ненормальную обстановку жизни и считая наши скаутскiе законы только недостижимым идеалом, уклоненiя от пути к которым неизбeжны.

И рeзкость и нeкоторая нетерпимость Саши удивительно сочетаются с человeчностью и снисходительностью Петро, и многiе из нас, послe разговора с нашим "судом чести", уходили как-будто морально просвeтленные... Когда я вспоминаю об этих цeльных натурах, в ушах невольно звучат стихи московскаго скаута:

"Ни горы, ни море,

Ни небо, ни степи,

Ни лица людей и ни тeло;

Самое прекрасное,

Что есть на землe и в искусствe,

Это -- душа человeка..."