Мы не сдались, и грубая сила могла только разметать нас по всему лицу нашей Родины. Многiе погибли под ударами террора, но в душe оставшихся, закаленных испытанiями, по-прежнему горит Огонек Россiи.

И если когда-нибудь будет подсчитываться количество погибших на великом пути прогресса человeчества, количество жертв в борьбe за идею правды и любви, -- тогда молодежь всего мiра с чувством гордости и уваженiя склонится перед памятью русских скаутов.

Ибо русскiе скауты даже в вихрe пожара революцiи не склонили перед грубой силой своих знамен...

Послeднiй взгляд на Соловки

"Бог не без милости,

Казак не без счастья..."

Всe испытанiя послeдних лeт все большей больше отражались на состоянiи моих больных глаз. Закон Locus minoris resistentiae (мeсто наименьшаго сопротивленiя) сказывался в полной мeрe. В моем организмe оказалось наслeдственно слабое мeсто -- глаза, и по этому мeсту ударили всe невзгоды.

Думать о леченiи и уходe здeсь, на Соловках, было бы наивностью. Люди с послeдними степенями туберкулеза посылались сюда и гибли сотнями от лагерных условiй, от работы, от цынги, от полярнаго климата... Гдe мнe, контр-революцiонеру, было мечтать о том, что вопрос о 359 моем гаснущем зрeнiи обезпокоит кого-либо из чекистов?.. Меня спасла помощь брата и жены. Гдe-то там, в Москвe, от скромнаго бюджета отрывались крохи и посылались мнe... Не будь этого -- не уйти бы мнe с Соловков живым и зрячим...

Но я боролся за зрeнiе со всей своей изворотливостью, и так же боролись за это и в Москвe. Я не могу писать, как удалось мнe добиться успeха, но неожиданно в концe апрeля 1928 г. разразился гром среди яснаго неба. Пришла бумажка:

"Заключеннаго Солоневича, Б. Л. направить в Ленинград, в тюремную больницу имени д-ра Гааза"...

И вот, как-то вечером мнe объявили, что рано утром я на лодкe отправляюсь на материк...

Пароходное сообщенiе между Соловками и материком поддерживается только около 6 мeсяцев в году. Остальное время гавани замерзают, и около острова образуется полоса льда в 3-4 километра шириной. Само море цeликом не замерзает, и в хорошiе дни на лодкe можно проскочить, хотя и с большим риском, в Кемь. И вот, единственным пассажиром такой лодки в апрeлe 1928 года оказался я.

Рано утром шел я со своей сумкой, постоянной спутницей моих странствованiй, дошедшей вмeстe с хозяином и до Финляндiи, по льду к лодкe.

День обeщал быть тихим и морозным. Солнце гдe-то уже поднялось, но было скрыто в розовом туманe. Блeдно-голубое, какое-то призрачное небо свeтлeло все больше. Мы подошли к краю ледяной каемки и стали грузить вещи на лодку.

Солнце показало, наконец, свой блeдно-красный, матовый край над завeсой тумана, и дальнiй монастырь внезапно расцвeтился мягкими красками. Покрытыя инеем и снeгом стeны Кремля засiяли каким-то розовым блеском. Крыши башен темнeй обрисовались на свeтлом небe, а громады соборов как-бы поднялись во весь свой величественный рост, доминируя над окружающей картиной...

Мы сeли в лодку и оттолкнулись от льда. 360

Прощай, старый монастырь!.. Много видeл я на твоей груди такого, что лучше бы никогда не видeть человeческому глазу...

Прощайте, Соловки, остров пыток и смерти!..

Но тебe, Святая вeковая твердыня, тебe -- до свиданья... Если, Бог даст, я еще вернусь к тебe -- вернусь тогда, когда опять будут сiять твои кресты, гудeть колокола, а о мрачном прошлом напоминать будут только памятники на братских могилах-ямах...

Я прieду склонить свои колeна перед памятью жертв, заливших своей кровью и слезами твою грудь и твое святое имя... 361

__ й Глава VI

Сибирь

"Помню, помню, помню я,

Как мене мать любила,

И не раз, и не два

Она мнe говорила:

Срeжут волос твой густой

Вплоть до самой шеи,

Поведет тебя конвой

По матушкe Расеe..."

Арестантская пeсня

Во льдах

Двое суток пробивалась наша лодка через морскiе льды. Сверкающiе ледяные массивы с угрожающим скрипом окружали нашу скорлупку, как бы сознательно стремясь раздавить нарушителей полярнаго покоя. Усатыя морды тюленей с любопытством глядeли на нас с высоты причудливых изломов ледяных гор, а бeлая ночь окружала нас своим мягким полумраком.

На серединe пути громадный обломок ледяной горы с грохотом упал в море за кормой нашей лодки, и взмывшая волна залила до половины нашу шлюпку. Застревая среди льдин, волоча лодку по плоским массивам, со всeм напряженiем гребя в узких корридорах между льдинами, чтобы успeть прорваться в открытое мeсто из суживающагося капкана, без сна и горячей пищи, мы медленно пробивались к берегу.

Полузамерзшими, мокрыми и истомленными мы все-таки благополучно прибыли, наконец, на материк. Опять гнусный Кемперпункт... Но сознанiе того, что остров Соловки остался позади и впереди намeчаются какiя-то новыя перспективы, оживляло меня и наполняло новыми надеждами. 362

Сильнeй дружбы

В Кемперпунктe мнe пришлось около недeли ожидать отправки в Ленинград. Пересыльный пункт продолжал оставаться самым гнусным мeстом во всем мiрe, но на этот раз мое положенiе было совсeм иным: я был уже старым заключенным, с опытом и связями, легко увильнул от лагерных работ и изрeдка даже получал отпуск в "вольный город" Кемь, расположенный в 10 клм. от пункта. И с чудесный ощущенiем вырвавшагося из клeтки звeря я гулял по кемьским улицам -- мосткам из досок, проложенным на болотах и скалах -- и с интересом осматривал старинныя бревенчатая часовенки и избы карелов и единственный в городe двух-этажный каменный дом управленiя лагеря.