Тeло моего товарища дергается от истерических рыданiй.

Еще мучительный час без сна, свинцом давящiй на измученные нервы. И вот опять тe же шаги. Так же медленно, так же торжественно звучат они в давящей тишинe ночи. Все ближе... Уже у двери... Шум неторопливаго разговора. Ключ опять сухо и звонко гремит о сталь замка, и на этот раз дверь медленно, дюйм за дюймом, открывается. За дверями, в корридорe стоят чекисты в полной формe с револьверами в руках...

Проходит нeсколько секунд томительнаго молчанiя, от котораго то стучит, как молот, то замирает похолодeвшее сердце. И потом вдруг дверь начинает так же медленно закрываться, и через минуту мы снова окружены давящей тишиной.

Но пытка еще не кончилась. И еще через час так же медленно звучат шаги, неторопливо открывается дверь, и в камеру входят трое чекистов с каменно суровыми лицами и с револьверами в руках. У передняго в рукe листок бумаги.

Не обращая на меня вниманiя, они подходят к койкe Гая, приподнимающагося в ужасe и дикими глазами смотрящаго в непроницаемое лицо передняго чекиста.

Опять молчанiе. Опять нервы напрягаются, как стальныя струны, и кажется, что вот-вот в сердцe что-то лопнет и милосердная завeса мрака окутает весь ужас этих моментов.

Поединок глаз длится нeсколько секунд. Полусумасшедшiй 276 от ужаса взгляд арестанта тонет в мрачных глубинах взгляда палача.

Но вот листок шевельнулся в рукe. Старшiй опускает глаза вниз, словно читает там что-то, и опять пристально смотрит на свою жертву.

– - Это вы, гражданин Гай?
– - зловeще-спокойно спрашивает безстрастный голос.

– - Я... я... Да... Это я...
– - срывающимся шепотом выдавливает Гай.

Выраженiе грубаго лица чекиста не мeняется, и его жестокiе глаза в упор смотрят в лицо измученнаго человeка. Он, видимо, наслаждается своей властью и старается продлить эти страшныя мгновенiя.

Потом он внезапно поворачивается и молча уходит вмeстe со своими спутниками, оставив в камерe раздавленнаго пыткой человeка.

До утра нас больше не тревожили, но уснуть мы уже не могли. Днем Гай в отчаянiи метался по камерe, бился головой об стeну и был, дeйствительно, близок к сумасшествiю. К вечеру его опять вызвали на допрос, и слeдователь сказал ему с издeвательской усмeшечкой:

– - Простите, пожалуйста, что сегодня ночью вас н а п р а с н о потревожили. Вы сами понимаете -- работы такая масса... Большую часть ваших товарищей пришлось разстрeлять. Вас, к сожалeнiю, не успeли. Но уж сегодня ночью навeрняка пригласим вас в подвал... а потом и дальше... Простите за безпокойство...

Гай был доведен почти до помeшательства. Вернувшись в камеру, он упал на пол в истерическом припадкe.

Я пытался вызвать врача, но надзиратель равнодушно заявил:

– - По пустякам не вызываем...

А мой товарищ бился в рыданiях, боролся со мной, желая разбить себe голову о стeну и в отчаянiи кричал:

– - Скорeе разстрeливайте... Я больше не могу! Не мучьте!..

Я силой уложил его на койку и держал до тeх пор, пока он не ослабeл и не задремал, изрeдка всхлипывая и вздрагивая.

Поздно ночью раздался звон ключей, и в дверях 277 появились тe же трое угрюмых чекистов. Старшiй из них сухо сказал:

– - Выходите.

– - Ку... куда?
– - растерянно и тупо спросил измученный Гай.
– - С вещами?

– - А нам все равно. Плевать нам на ваши вещи... Да живeй пошевеливайся, когда вам говорят!
– - рeзко и грубо крикнул чекист, и с дрожащими губами и блeдным лицом Гай вышел в корридор. Дверь лязгнула, и я опять остался один.

Прошло не болeе часа, как бeдняга вернулся, без сил растянулся на койкe и простонал:

– - Я подписал... Все, что они приказали... Все равно я не мог больше...

– - Но вы хоть прочли, что подписывали?

– - Нeт, гдe там! В подвалe все было... Там в углу мертвый лежал... Развe я мог понять что-либо?.. Все равно...

Опять шум раскрывающихся дверей и окрик.

– - Собирайся с вещами...

– - Куда? Я только что был...

– - Не разговаривай. Собирай вещи!

В послeднiй раз передо мною мелькнуло искаженное мукой лицо Гая, хлопнула дверь, и опять воцарилась прежняя тишина, словно и не проходила перед моими глазами трагедiя человeка и картина "чекистскаго слeдствiя".

Боже мой! Неужели и к нашим скаутам, дeвушкам и юношам, на зарe жизни, примeнят такiе же способы психической пытки?

Днем в мою камеру вошел старшiй надзиратель и дeловито спросил:

– - Дать бумаги для заявленiя слeдователю?

Я сжал зубы и рeзко отвeтил:

– - Нeт, не нужно...

Вeсть "с того свeта"

Медленной цeпочкой тянутся дни. Они складываются в недeли, в мeсяцы. На упрощенном календарe, выцарапанном гвоздем на стeнe моей тюрьмы каким-то моим предшественником, я уже отмeтил 4-мeсячный юбилей моего одиночнаго заключенiя. Послe перваго допроса 278 меня никуда не вызывали, и я стал чувствовать себя заживо погребенным в каменных стeнах и как-то даже перестал ждать новостей.